Руки хоть и были чисты на первый взгляд, но алебастрово-бледный кожный покров - лишь иллюзия. Как и многое, что окружало семью Забини; многие семьи, в чьих жилах протекала благородная голубая кровь (да, все считают, что она красная и горячая в любом человеческом теле, но дело в том, что грязнокровки просто никак не желали смахивать вуаль лжи со своих морд, а потому все ещё считали, что хладнокровных змей можно приручить; но змеи лишь грелись у чужого сердца, как на раскалённом камне, а, впитав тепло, искали новый). Руки Дезмонда сиротливо сжались в карманах, согреваясь фаланги пальцев в кулаках. Он больше не мог смотреть на свои ладони, они были не просто испачканы парой брызгов его недавней жестокости; они словно по локоть увязли в алом и горячем. Дезмонд давно ходил, размахивая окровавленными когтями перед носами знающих, перед глазами потенциальных жертв. Демонстрация силы. И все они отводили глаза в жалостливом призыве "только не я", а потому он плотоядно вдыхал их покорность, наслаждаясь приступами забвения, и проходил дальше. Никто никогда не мог воспротивиться, лишь потому что нож держал Забини. И звон стали в унисон с фамилией звучал, как аксиома. Так и нужно. Никто не станет спорить, не имея сил доказать обратного. И Дезмонд наслаждался своей безнаказанностью с самого глубокого детства, где они с сестрой выпустили жирных бандиманов в подвалы чужого поместья. Тогда детские руки не были обрамлены цветом благородного марсала, но в тоже время источали зловещие эманации испорченности. Младшие Забини всегда ощущали вседозволенность за нескрываемой ухмылкой отца. Казалось и Блейз видел в своих змеенышах потенциал. И головы гидры росли.
Закрыв кран, Дезмонд ощутил страшную пустоту, которую тут же разорвало космическое множество мыслей. Его до сих пор трясло, а перед внутренним взором всплывал бледнеющий образ Кая, чьи черты обращались словно бы в пепел. Стоит лишь невесомо коснуться дыханием - он рассыпется в прах прошлого. Забини не в первые видит Стоуна, когда тот балансирует на канате над пропастью. И все чаще из-за него, Дезмонда. Вернее, Кайсан сам грыз под собой канат. Глупая крыса, бегающая за своим хвостом. Никак не в силах поймать его, но вечно грубо кусающая до крови. И его пасть в алом, и тело. А после он в вечном изумлении поднимает такой растерянный взгляд будто бы и сам не знал, что превратился в конченного мазохиста. Единственное, что Забини никак не мог понять, так это чем руководствуется Кайсан, когда постоянно подставляет свою грудь, чтобы спасти жизнь; даже насекомого. Неужели считает, что накопив достаточно спасённых жизней - спасёт и себя? Но Дезмонд знал, какими бы благими намерениями не руководствовался Кай, вокруг него умирали и будут умирать те, кого он любит, потому что Стоун словно бы и не знает, что мало поглощать боль чужих ударов, заслоняя тех, кто дорог. Нужно ещё и уметь оскалить зубы в ответ, прокладывая борозды когтями на телах своих врагов. Если не быть самым жестоким, самым страшным чудовищен Запретного леса - каждый вечно будет пускать вязкую слюну на твою слабость. Потому то Забини никто и не мог обидеть. Они не просто были большой рыбой в озере, они были головоногими спрутами, оплетающими в кольца тотального контроля слои общества.
Пальцы рук в очередной раз скрыл покров чистоты. Казалось, что эти руки никогда и не пытались разорвать плоть грязнокровки, решая дотянуться  до самого сердца, скрытого в клетке птичьих рёбер. И никто не обвинит: Стоун в какой раз окажется нем. Это тоже поражало. Но задавать своё привычное "зачем?" и "почему?" Забини устал ещё со школьных лет, ведь Пташка лишь продолжал щебетать что-то невнятное. Много чего в Кайсане загибалось знаком вопроса. И Дезмонд не мог найти ответ лишь потому, что сам ни когда не сможет поставить себя на место Стоуна. Они слишком разные, чтобы складывать пазлы друг друга. Один никогда бы не поступил, как поступит другой. То же и в мыслях. Словно две стороны Луны: темная и светлая. И обе они ни когда словно бы не узнают о существовании другой.
Забини зачесал волосы назад, и влага с пальцев тут же впиталась в темные волосы, заставляя пряди послушно лечь. Из-под тёмных ресницах сквозила льдистая изморозь изнеможенного взгляда. Колдомедики Мунго быстро исцеляли его сквозную рану в косых мышцах пресса; что уж говорить о царапинах, которые на фоне ужасающей раны, в которой недавно находил приют прут арматуры, затянулись с помощью бадьяна. Дезмонд устало провёл ладонью по шершавому подбородку, который покрывала щетина. Семья учила его всегда выглядеть бескомпромиссно безупречно. И долгое время Забини соблюдал догмы родительских наставлений. Но также они учили любезно не скалиться грязнокровкам. Со временем Дезмонд понял, что у любого правила есть исключения. Оперировать законами стоит с хитрым лукавством, подстраивая под собственное удобство. Аврор смазал осунувшиеся уныние на лица, переведя критичный взгляд на свою футболку. На темно-сером пестрел алый.  В следующее мгновение верхняя одежда была стянута с торса, смята и брошена в урну, где осталась морщиться от обиды. Корпус перетягивали бинты, особенно концентрируя эпицентр целительской заботы на левом боку в области чуть ниже рёбер. Хорошо бы ещё пару дней с отвращением жмурясь, давиться зельями и впитывать зачарованные мази, но Забини словно бы ощущал, как задыхается, находясь под одной крышей с этим мерзким ублюдком. Дезмонд тяжело выдохнул, ощущая, как гнев хмурит его лицо. Кай всегда клялся, что пытался сделать как лучше, но Забини с перманентной трагичностью замечал обратное. И то ли Стоун великолепный актёр, то ли полный кретин.
Дезмонд вышел из общественной уборной, направившись в свою палату. Он не собирался медлить. Хотел быстрее оказаться в четырёх стенах очередной квартиры, которую он в скором времени тоже покинет, не решаясь задерживаться на одном месте из-за больной паранойи. Из-за неё же единственное, что всегда достает из своих коробок Забини - часы, которыми заполнено временное место жительство. Потому что Дезмонд воплощение контроля. Время для него нечто большее, чем для большинства. Благодаря своему артефакту, Забини сроднился с этой неподвластной материей.
Окровавленная рука коснулась ручки двери, оставляя след, но стоит Дезмонду сморгнуть наваждение, как все обретает чистый белый. Аврор расслабленно вошел в свою палату, ощущая в груди напряжение от навязчивого делания быстрее убраться из стен Мунго. 
- Какого... хрена? - хрипло процедил Забини, едва ли не подавившись возмущением. В любой другой ситуации он был бы куда спокоен и возможно даже любезен. Но сейчас ему казалось словно его поймали с поличным. Отвратительное липкое ощущение сдавило сердце. Он не хотел никого видеть.
Перед ним сидела - без преукрас - восхитительная особа. Точеные линии лица, изящность стана и холод в безупречности осанки. Все привлекало глаз и мужское естество, обращаясь в сладкую тягучестью где-то в солнечном сплетении. Дезмонд с невольным удовольствием провёл осторожную параллель подле Беатрикс, которая ещё со старших курсов школы возбуждала в мыслях игривые аккорды.
- Проваливай, - уже спокойнее проговорил Забини, скрестив руки на груди. - Ты ошиблась палатой. И я никого не принимаю.
Закончив, он направился к шкафу, полностью уверенный, что девушка окажется более, чем благоразумной, чтобы понять либо свою ошибку, либо излишнюю самонадеянность и оставить Забини в покое. Он открыл шкаф, доставая вещи.

Отредактировано Desmond Zabini (2018-01-28 14:30:29)

Рука легла на ручку шкафа, открывая его. Можно было вообразить тягучий стон скрипа, провожающий створку пасти, в которой покоились вещи волшебника, но шкаф оказался то ли стеснительным на подобного рода вольности, то ли был новым. Темнота невольно рассеялась, обнажая в чреве шкафа вещи, аккуратно сложенные или повешенные на плечиках. Их было немного, но Забини, запертому в унылой серости Мунго, даже этого было куда больше, чем ему могло понадобиться. Его дни сводились в часы между приёмами лекарств и процедур с мазями и в минуту тех самых лекарств и перевязки. В свободное время - которого было невообразимо много - Дезмонд пытался спать, но уже давно заметил за собой: если спит днём - ночью мучается бессонницей. Была у него мысли заняться экспериментом при выделении тлетворной эссенции из испарений разлагающейся тентакулы, но он её даже не озвучил, понимая, что ему этого не позволят, будь он даже самим министром магии. Поэтому он принялся составлять отчёт в письменном виде о происшествии и чтобы как-то растянуть время, не использовала зачарованное перо. Этого на долго не хватило. Рассказывать было почтим не о чем. Забини ненавидел составлять отчеты о провале, не желая признавать, что где-то совершил ошибку. В этот раз была очевидна некомпетентность Стоуна. Впрочем, если задуматься - он не мог знать. Но это не волновало. В отчете не напишешь "извините, мы не знали". Незнание - не оправдание.
С ним поздоровались. Голос - штиль. Дезмонд равнодушно качнул головой, словно отмахиваясь от любезных интонаций. Он все ещё искренне не понимал, что это прекрасное в своей оболочке создание забыло на квадратных метрах его палаты. В любой другой момент он бы был рад подобной красоте в зоне своей досягаемостям, но сейчас он едва ли мог натянуть маску джентельмена. Абсолютно не хотелось играть после того, как заранее обнажил свою раздражённость. Забини тяжело вздохнул, все ещё ощущая присутствие девушки. Он решил, что мысленно досчитает до трёх, а после позовёт одну из сестёр, для начала обвинив в некомпетентности, а после прося проводить леди прочь.
Следующие слова заставили его заинтересованно скосить взгляд, но Дезмонд все также не выражал участливости, перебирая пальцами рубашки в шкафу. На самом деле он уже давно определился с выбором, а сейчас просто тянул время, желая выудить побольше информации до того, как снова повернуться, рискуя невольно обнажить ноты эмоций.
Слова и интонации в голосе заставили невольно улыбнуться, но скорее на лице ужимка отразилась сухой ухмылкой на уставшем лице; Забини звучно ухмыльнулся, если она знала кто он - а она знала - должна понимать, что ничего не достаётся одним лишь взглядом полным мольбы. Это может потешить самолюбие, но не станет призывом к действию. Впрочем, Дезмонд молчал, ожидая условий "сделки". Прогонять расхотелось. Может, раз её пустили сюда без его ведома, она может это было и правда важно... или она не была сюда впущена. Официально. Возможно, пробралась. Это было одновременно и любопытно и внушало невольную тревогу. Дезмонд не любил подобного рода сюрпризы.
Девушка представилась. У Забини были кое-какие недостатки и один из них - отвратительна память на имена. Он нутром чувствовал, что слышит его не первый раз, но вот где именно... Дезмонд не стал спрашивать встречались ли они в баре или коротали друг с другом ночь. Все они с виду не такие, но стоит развязать тайные пороки несколькими коктейлями, и леди обращаются в развязных демониц.
Тон Хольмен сбился, обрываясь ванильной сдержанностью; теперь в нам сквозил стержень и требовательность. Это Забини нравилось больше, он ненавидел блеющих овец.
Аврор вытащил зачарованный эластичный бинт, который туго стянут торс, чтобы сбитые повязки снова зафиксировались под белой линией.
Когда Рагна упомянула отдел тайн, Забини удивленно приподнял бровь, все её скрывая лицо в полумраке, который отбрасывало чрево шкафа, а после стянул чёрную рубашку из поплина, надевая её и наконец-то поворачиваясь лицом к собеседнице; её изящные пальцы невесомой мягкостью огибали линию теряющих свежесть цветов. Лепестки пионов обмякли, становясь жухлыми и легко опадающими даже от самого ласкового дыхания. Дезмонд с пытливым равнодушием наблюдал за тем как на лице отразилась какая-то тоска. Всего на миг. Или игра света и тени.
Лепесток упал, сиротливо приютившись возле вазы.
Забини достал джинсы, переодеваясь с больничных вещей в повседневные.
Дезмонд принялся застегивать рубашку, скрывая бинты и рельеф торса под темной тканью, он и сам не хотел видеть все эти белые ленты на теле, которые неминуемо напоминали ему о произошедшем. Теперь ему казалось, что он и правда мог погибнуть. Дрожь ужаса быстро зародилась и также быстро погасла в груди.
Пальцы на миг замерли на последней пуговице, когда девушка наконец-то объяснилась. Забини подавил в себе тяжелые мысли, в который раз отмечая, что этот проклятый грязнокровка преследует его с тех самых пор, как они впервые увиделись. Теперь и дня не пройдёт без того, чтобы Забини о нем не думал. В большинстве случаев кто-то любезно заводит его мысли в это русло. Во взгляде Дезмонда прокралось искренне осуждение. Он так устал, что серьезно был разочарован и не пытался этого скрыть. Ну вот какого черта?.. Ему подумалось, что она слишком навязчива и что были куда более простые способы разузнать о Стоуне.
Забини был внимательным. А ещё параноиком. И не верил в любовь. Поэтому сложившаяся ситуация показалась ему притянутой. Зачем девушке врываться в его палату, если для того, чтобы узнать как там Кайсан, ей было необходимо обратится к целителям? Возможно, она была слишком отчаянной или ещё что... Но все-таки. Забини молча приблизился у Рагне, всматриваясь внимательнее. Да, он вспомнил. Она изменилась, но не настолько, чтобы Дезмонд не признал капитана орлов. Рагна Хольмен. Светловолосая красавица, которая не чуралась поголосить на ещё совсем мелкого Стоуна. Забини ухмыльнулся. Интересный тандем.
- Во-первых, дорогуша, я не принимаю извинений, потому что тебе не жаль, - укоризненно поморщился Дезмонд, - засунь свою натянутую формальность куда-нибудь в другое место, - устало произнёс Забини, потирая переносицу пальцами. - А во-вторых, почему ты спрашиваешь у меня? - подозрительно прищурившись, поинтересовался аврор. - есть персонал. Я похож на одного из них? Я не стойка информации, поняла? Если тебе что-то нужно узнать о своём парне - спроси у компетентных людей. А сейчас... - он опустил взгляд, невольно задержавшись на кольце.  В него был вплетён узор, который уже некоторое время неистово мучил Забини. Сначала он случайно обнаружил эту букву в редкой книге по зельям, которую прежде не замечал в родовой библиотеке, а после вспомнил, что такая же была вплетена в герб. У него было мало времени, чтобы разобраться с этим и единственное, что знал Дезмонд: первый раз - случайность, а второй - точно закономерность. Третий же раз говорил о неминуемой последовательности.
- Давай так, - изменившись в лице и став совершенно серьезным произнёс Дезмонд. - я расскажу тебе все что со Стоуном, а ты, - Аврор кивнул, - расскажешь что это за кольцо и что значит эта буква.

Отредактировано Desmond Zabini (2017-12-07 15:34:37)

Черные омуты зениц - пара колодцев - невольно запульсировали, чуть расширяясь, оттесняя холодную небесную лазурь; ледники таяли, обращаясь в аккуратное кольцо уробороса, пока Дезмонд изучающим взглядом блуждал по точеным чертам аристократически-бледного лица; золотые тени в уголках век переливались, перекликаясь с золотом волос, мягко струящихся по спине и играючи, не теряя композиции образа, пребывали в свободном положении, прекрасно балансируя между нотами аккуратности и брызгами хаоса, что выглядело одновременно и эффектно, и естественно; обнаженная длинная шея притягивала взгляд, заставляя скользить по тонким изгибам хрупкого тела, следуя за струнами света, проникающими в палату и озаряющими Рагну со спины, заставляя её волосы сиять белой позолотой, создавая невесомую вуаль ореола.
Забини невольно склонил голову, замечая за собой, что медленно не просто тонет, а вязнет. Он моргнул, сгоняя наваждение в расслабленном жесте тёмных ресниц. Она заговорила вновь, заставляя промчаться взглядом, ретируясь из ямочки между ключиц к лицу. Дезмонд поднял взгляд, заглядывая в холодную изморозь чужих глаз, которые словно бы зеркальное отражения его собственных.
Он не понимал о чем, та говорила. Для Забини не существует запретов и отрицаний. Никаких "не" и "нет". Они - в данном случае он - делают, что хотят, игнорируя иллюзию преград и спокойно проходя в ту же палату к Стоуну, который не успел прийти в себя. Для кого-то запрет - бетонная стена; для Дезмонда - призрачная вуаль.
Забини невольно нахмурился от слов Хольмен, все ещё не понимая, что за вольности себе позволили целители Мунго. Какого хрена они вообще решили, что Забини хочет кого-то видеть? Дезмонд поморщился, не понимая то ли он сегодня раздражительнее обычного, то ли нужно уволить парочку врачей. Ладно с визитом он ещё мог смириться, но впускать в его палату, пока Забини не было на месте - вверх кретинизма. Аврор недовольно дернул кончиками губ, ощущая рациональный дискомфорт, будто бы его лишили личного пространства. Ещё один повод сбежать.
Забини задумчиво подпер голову рукой, в нерасторопном жесте водя большим пальцем по подбородку, ощущая под подушечкой резкость щетины. Картина в его голове добавила пазл, но оставалось ещё только белях пятен на карте, что осознание и любопытство сводил с ума. И если раньше этот символ казался чем-то локальным, то слова Хольмен раздули его до размеров вселенной. Пожалуй, это можно было назвать Большим Взрывом в голове Забини. Тем самым, за которым следовало быстрое расширение темной материм и энергии, заполняющих образовавшееся пространство. Рождались звезды, а вокруг них начинали своё гравитационное вращение галактики гипотез и теорий, пока ещё слишком юных и беспочвенных.
Дезмонд постучал пальцами левой руки по локтю правой, невольно задумавшись при выстраивании целого парада планет. Он не помнил в своём семейном древе Хольмен. Впрочем, возможно родство по линии матери, но в таком случае почему рассказывал именно отец? Был вариант, что именно мать её отца как-то связана с Забини... Дезмонд не знал стоит ли радоваться неожиданному прибавлению в своей семье. В то же время его насторожил сухой ответ без взаимных вопросов. Или может она решила, что это неудачная попытка флирта? Дезмонд прикрыл глаза, ощущая как молчание затянулось. Он слишком устал, чтобы картина ситуации складывалась объективно в его сознании.
Ростки. Пожалуй, это слово говорило ему о многом. Сейчас Дезмонд предпочёл особенно не углубляться в размышлениях. Стоило на выходных вернуться в родовое палаццо, пересмотрев библиотеку; или отправиться в государственную. Дезмонд решил не спрашивать что именно объединяло семьи, но это напоминало альянс. Возможно, очередной культ чистокровной философии. Очевидно, древнее альянса и уже забытый. Возможно, альянс - его наследник. Это казалось логичным, и Дезмонд уже готов был не удивиться, когда откопает эту правду, о теории которой уже сделал предположение.
Он давно знал, что все переплетено: потяни за веревочку и нить дернется в своем ином участке полотна, все путается в единый комок пряжи, пока кто-то вяжет картину мира. Чьи спицы прядут чужие судьбы, кто существо высшего порядка - персонаж иного плана? Кто  пускает по артериям Лондона свою волю, решая кому стать нитью, сплетающей чужие судьбы, кому струной, играющей на чувствах, а кому тетивой лука, из которой выпустят тлетворную стрелу смерти, разжигающую зеленое пламя войны? Все переплетается, удобряя почву, обращаясь в пепел минувших дней. Сегодня ты давишь насекомых когтистой лапой хищника, а завтра черви пожирают твою плоть, обращая память о тебе в кромешное дерьмо.
Дезмонд не был ослеплен иллюзией. Он знал, что бордель и церковь связаны подобно кислороду с цветком. Вся эта грязь скапливается за кулисами некого представления под названием жизнь. За окнами чернилами сгущается макрокосмос. Забини макает кисть, вырисовывая линии завтрашнего дня, где вновь разыграется немое сражение серых кардиналов за территорию, влияние, деньги...
Дезмонд пытливым взглядом проследил за рукой, внимательно всматриваясь в кольцо, проверяя точно ли этот тот знак.
Дезмонд оторвал взгляд от кольца с каким-то титаническим усилием. Ему хотелось разглядеть его под увеличением лупы, что если в нем есть что-то еще. Но он заставил себя усмирить интерес. Если это тот же символ - он не будет отличаться. По крайне мере в теории. А если и отличается от тех, кто он замечал ранее - это совсем иного порядка деталь, не имеющая отношения к тому, что он ищет.
- Но ты не на моем месте, - снисходительно улыбнулся Забини, отдернув руку от своего лица, - и никогда не будешь.
Дезмонд мог бы перестать оплетать Рагну щупальцами, подобно спруту, если бы не одно интересное "но". Аврор заинтересованно прищурился. Разве Стоун не рассказывал с каким моральным уродом работает, которого подозревает абсолютно во всем? Словно он даже выдыхает тлетворно для грязнокровок, а взгляд заставляет кровь сгущаться, словно змеиный яд вошел в вены.
Забини в который раз повел плечом, ощущая неясные вопросы, рождающиеся при общении. Впрочем, возможно Кайсан предпочитает не говорить о работе, когда забывается с это красавицей. Дезмонд даже не понимал почему пытается укротить свое подозрение. Может устал подозревать. Зря, конечно.
- Я собираюсь убраться отсюда, - серьезно сообщил Дезмонд. - Но ты же знаешь какие медики, - мужчина изобразил страдание на лице, устало закатив глаза и демонстративно вздыхая. - Меня уже тошнит от запаха лекарств, пресных лиц и белых стен.
Когда Забини было что-то нужно, он плавно изменял свою модель поведения, сейчас раздражение лукаво сменялось игривым дружелюбием. Аврор позволил губам дрогнуть в невесомой очаровательной полуулыбке, расслабленно запуская руки в карманы. Будь бабушка сейчас рядом, схватилась бы за сердце. Как это ее галантный и воспитанный по всем канонам чистокровного эталона внук и прячет руки в карманах, подобно какому-то отребью. Впрочем, Иззабель Дезмонд не разочаровывал, а потому на приемах был безупречен. Он любил не только оправдывать ожидания, но и превосходить их.
Забини мог без проблем покинуть Мунго и без помощи Хольмен, но как она вовремя показалась перед ним. Вряд ли Кай мог ожидать, что Дезмонд так быстро отыщет даму его сердца. Неужели это та самая девушка, у которой патронус - болотный лунь, как и у Забини. Это было интересно. Дезмонд решил, что слишком рано оставлять ее. И единственное, что удерживало ее подле него - вопрос, оставленный без ответа. Аврор решил потянуть с этим.
- Тут рядом есть кофейня. Задрался пить снадобье по сращиванию мышц, - Забини поморщился, показав кончик языка, а после потянулся за черным кашемировым пальто, - Мокко с шоколадным сиропом или может флэт уайт... Что думаешь о холодном фраппе с карамельным топпингом? Ванильный капкейк? Черничный макарон?
Дезмонд располагающие улыбнулся, а после ободряюще и одновременно дружелюбно приобнял за плечо, направив к выходу.
- Там все расскажу.

Забини давно знал, что он тот человек, с которым не строят отношений. Он был демоном для тех ангелов, что искали своего не в воздушных замках облаков, а в черном мире, где царствует изысканный блеск бесценного виттельсбаха, отражающего многогранное измерение плотских утех: там искрился дорогой алкоголь, вытекая из горла фирменной бутылки в утонченные бокалы; пела, умело перебитая ноты, живая музыка; змеились тела, сплетаясь в сингулярности неистового желания. Там же царили пороки, но о них не будем.
Сколько имён Забини может причислить к своим достижениям, как охотник, оставляющий самодовольную зарубку с каждой пойманной добычей. И никто не упрекал его в жестокости убийства, а те, кто хотел, умирали на бис. И все же Дезмонд не терпел постоянства. Нет, он не боялся влюбиться в шлюху из волшебного города ярких огней. Каждая из них, словно вейла, знала невероятную привлекательность своего тело, оперируя и используя язык тела, чтобы притянуть желание к себе. Их движения обжигают, соблазняя полумраком, выманивая из карманов всю наличку. Но ни одна из них не предаст своего места, к которому притянута тяжелой незримой цепью. Они словно сторожевые сучки, которые кормятся каждая со своего шеста. Любовь и ненависть в одном движении век. Она стреляет взглядом, выбирая себе жертву, из которой будет высасывать кровь на жизнь завтрашнего дня, уже спустив по нулям ни одного лоха, оставляя обескровленное тело, по венам которого больше не струился кеш.
Чужая рука, словно крыло очередного ангела, желающего поддаться соблазну падения с потерю благодати, легла на грудь, приостанавливая. Дезмонд мимолетно опустил взгляд на руку, ощущая тепло мягкой ладони даже сквозь сплетение черных нитей. Он не верил в случайность неясных касаний. Если четко знаешь чего хочешь - не ошибаешься. А если не знаешь - другой разговор. В итоге все они сколько угодно могли клясться, что вовсе не такие, а ему оставалось лишь понимающе кивать, выражая абсолютную веру в чужие слова, плавно разводя мосты чужих коленей. И они словно уже и не замечают, что он говорит. На итальянском все красиво и изыскано.
Он любил выкуривать их до фильтра, оставляя дотлевать на рассвете.
Хольмен будто бы тревожилась о нем, но Забини не особо верил в подобного рода бескорыстное сочувствие от чужого человека; он даже свою бесплатную ужимку улыбки получит лишь тогда, когда вытащит свой бумажник. Дезмонд счёл это частью женской инерции, где подобным ей просто нужно сказать, то ли боясь, что такое несчастье могло случиться с теми, кого они любят, или просто из вежливости. На деле её вряд ли бы обеспокоила арматура, торчащая из косых мышц его пресса.
Рука смиренно спустилась чуть ниже, а после невесомо отстранилась, сцепляя тонкие пальцы на шлейке сумки, соглашаясь составить Забини компанию. Дезмонд незаметно для себя приподнял бровь. Либо Рагна была безупречной актрисой, либо Стоун и правда не говорил своей бледной девочке с кем стоит говорить, а с кем - нет. Если первое, то Забини готов был выразить своё почтение, сопровождая овациями, а если второе - то он ещё на один шаг отдалился от понимания сути Кайсана.
Провожая Хольмен из палаты, Забини успел вложить холодную платину фамильных часов во внутренний карман кашемирового пальто. Иридиевый корпус холодил кожу, но скоро должен был смешаться в диффузии тепла. Дезмонд расслабленно вздохнул, выходя из палаты и ощущая под своим сердцем, как секундная стрелка вновь ведёт обратный отсчёт его дней.
Дезмонд мало чего ценил по-настоящему, но фамильные часы, доверенные и вручённые ему на совершеннолетие, настолько сильно покорили его, что Забини уже и не представляет ни единого дня без этого монотонного тиканья изящных стрелок на груди, в унисон с которым кровь циркулирует по венам. Иногда даже сам Забини начинал верить, что без движения часов, и он сам застынет.

На улице было пасмурно, дождливо. Простывший Лондон снова ронял слезы на тротуары магических улиц. Единственное, что Забини вынес из палаты с собой, так это зонт с часами (если не считать одежды, которую одел), а потому, стоило каплям дождя коснуться чужих плеч, Дезмонд в галантной услужливости расправил зонт, скрывая силуэт невесомого стана от капель, словно боясь, что девушка растает.  Согнув руку в локте, он предложил Рагне держаться за него, чтобы оставаться под мрачным небосводом тыльной стороны зонта.
Небольшая кофейня внушала чувство уюта из-за многочисленных крошечных желтоватых лампочек, которые длинными вереницами оплетали лофтовский интерьер. Чуть дальше от столика, который выбрали волшебники стоял лаконичный, но антиквариатный стеллаж с книгами.
Забини проводил взглядом зачарованные лист и перо, предварительно заказав крепкий макиато, а после вновь перевёл своё внимание на Хольмен, слабо улыбнувшись её словам.
- Тебе некуда спешить, он вряд ли скоро проснётся, - Дезмонд задумчиво перебирал фалангами, а после сцепил их в крепкий замок, невольно ощутив подушечками пальцев фантомное ощущение кровавой плоти. Забини невольно вздрогнул, прогоняя тошнотворную россыпь мурашек на коже.
- Перед тем, как ты узнаешь, что произошло, я бы хотел убедиться, что ты и правда девушка Кайсана, - спокойно произнёс Забини, так и не сумев избавиться от осторожности и вечной паранойи, - расскажи про его шрам на груди, per favore.
Дезмонд с холодной расчетливостью взглянул, обливая Рагну терпкой подозрительностью. Аврор никогда не перестанет искать подвох, а аврор, который работает под прикрытием на альянс, - тем более.

Сквозь призму высоких окон струилась серость расцветающего дня. Усталые фотоны пробовались сквозь плотную пелену густых облаков, роняющих из раздутого чрева леденящие капли дождя, разгоняясь до скорости света и лишь тогда существуя. Для Забини подобная модель поведения была знакома. Он словно акула не был способен замереть, а отдых казался непозволительной роскошью. Для него движение - и правда было синонимом жизни, а жабры фильтровали кислород в воде лишь тогда, когда Дезмонд совершал очередной шаг навстречу своей цели. Застой его убивал не хуже прискорбного бездействия. И Забини, словно частица света, просачивающаяся одновременно сквозь прозрачную поверхность, и одновременно оставаясь в любой другой части вселенной, существовал для аврората и для альянса. Можно ли было назвать тех, кто целиком и полностью принял единственную позицию, наполовину искалеченным? Или же он все-таки невольно стал свидетелем супер-позиции элементарных частиц, по законам которых сейчас существовал младший Забини, а потом теперь наблюдает лишь одну сторону луны, не имея и мысли заглянуть в цитадель тьмы. Оно и к лучшему. Впрочем, теория могла оказаться обманчиво-ласковой. А на деле Дезмонд принял участь невольного свидетеля чужих заслуг.
Забини и Хольмен получили заказ: он - кофе, она - зелёный чай, разбавленный холодной водой. Откровенный жест спешки с её стороны. И все же бесполезно, если Дезмонд хотел увлечь в разговор - мог продолжать пока вещество ядерного распада поглощало сердце далеких звезд. Забини, как истинный змей, действовал бесшумно, скользя до сердца плавными движениями методично сокращающихся мышц; благородная чешуя шуршала, создавая песнь тихого ветра, сквозящего в ногах; он предпочитал впускать яд, попадающий кровь в металл, ещё до того, как паника заставит сердце учащенно биться.
День устал и истощился, серея за промокшим окном. Дезмонд украдкой скользнул холодеющим взглядом по промокшей брусчатке, отмечая на лужах множество кругов, разбивающих амплитуды друг друга. Пожалуй, он без усилий смог бы задержать Рагну до окончания дождя, обратив на него внимания и прибегая как к деликатному аргументу. Впрочем, Забини не  стал развивать мысли вслух, решив приберечь капризный плач небес ровно до того момента, когда ему больше нечего будет противопоставить обеспокоенный девушке. Пока что она довольно легко колыхалась в его ладонях, размазывая в глазах жидкую тревогу за Стоуна.
Вступление, в котором Рагна красноречивой напоминала о том, что, казалось, стоит быть тактичнее, благополучно было пропущено Забини. Ему на эти статусы и запретны было плевать. Он давно искажал суть правил, подстраивая из под себя. И уж чьи-то границы личного пространства могли вызвать на его губах лишь ехидную ухмылку. Он словно чернила проникал в витиеватые трещинки, заполняя их собой.
Дезмонд проследил за рукой Хольмен, которая легла точно туда, где Забини самолично на седьмом курсе вырезал клеймо, надеясь что магглорожденный ублюдок наконец-то уяснит своё место под подошвой. Но все тщетно, впрочем, его тлеющая плоть до сих пор вызывала мрачное торжество, но такое яркое как в мгновения казни; сейчас даже это безумие в какой-то степени настораживало Дезмонда (ему не нравилось терять контроль).
На риторический вопрос Рагны, Забини лишь медленно кивнул, уже понимая, что проверка пройдена. Нет, он не знал наверняка, но видел осознание во взгляде, видел и всколыхнувшиеся эмоции, пожалуй, впервые за весь их разговор. Дезмонд мог бы даже сказать, ростки эмоций. Те же, что и вытекают из символа на кольце. Но вот вопросы: вырастет ли неясная эмоция во что-то настоящее; и превратились ли ростки таинственных "g" в могучие деревья, чья крона возвышается над обществом, пропуская ту толику света сквозь свою изумрудную листву, которую считает необходимой?
Забини медленно вращал указательным пальцем, заставляя ложку серебристого цвета, размеренно создавать воронку в макиато; взгляд лишь на миг задержался на лице девушки, палец сбился в движении, но ложка продолжала своё вращение, подталкиваемая инерцией остаточной магии. Забини опустил взгляд, погружая лёд пары глаз в горячий кофе, сумев удержаться презрительную усмешку на задворках сознания, которая со скрипом силилась разорвать спокойный штиль на устах, обращая в красноречивое неудовольствие.
Дезмонд слишком пылко, как и все к чему прикасаются итальянцы, относился к философии чистой крови. Это была его религия, а отец, создавший альянс, едва ли не божеством, спустившимся дабы помочь подняться и восстать из пепла былой гордости, уважению к традициям и памяти предков. Возможно - да, возможно - альянс перегибал с геноцидом, но тот факт, что чистокровные выше плебеев, говорил сам за себя. Их с детства учили тому, что другие узнают лишь в стенах Хогвартса; детей чистокровных семей воспитывали по всем правилам высшего общества, а потому они сами того не желая становятся достойными. И как бы высоко не взлетали безродные, Забини не хотел видеть  их подле себя... или себя подле них.
Он не стал ни соглашаться с Хольмен, потому что не хотел противоречить собственным принципам; ни стал отрицать её слова, чтобы не вызвать лишних вопросов.
Когда прозвучал ответ, который Забини ожидал услышать, то он удовлетворённо поднял взгляд, смягчив свою осторожность. Теперь Дезмонд был уверен, что эти двое связаны. Он был уверен в этом и ещё кое-чем. Аврор не мог не заметить, как раболепии вежливости сменилось некоторой жёсткостью. Забини и прежде замечал шипы сквозь лепестки роз, но сейчас вполне себе был уверен в их остроте. Рагна сменила обращение к нему, то ли забывшись, то ли для своего комфорта. В её жестах не сквозила та неловкость, которой она обливала его в самом начале их знакомства. Сухость оставалась, но теперь она черствела, и Забини невольно отмечал про себя эти изменения. Это его не удивляло, ведь Хольмен становилась жёстче, когда речь заходила о Стоуне. Она за него волновалась. Вот только теперь Дезмонду казалось, что все, что он видел до этого - вуаль официальной формальности. Похожие модели он видел на приемах у чистокровных семей.
Кстати о крови. Дезмонд вновь перевёл взгляд на кольцо собеседницы. Оно красноречиво говорило о принадлежности к старому роду. Не английскому - иначе Дезмонд бы слышал о нем - племени, но это не умоляло его значимости. И это невольно насторожило Забини. Разве девушке из чистокровной семьи позволят связывать себя с магглорожденным? Тут напрашивались два вариант: то ли она полукровка, либо сбежала. Дезмонд вздохнул, на какое-то время прикрывая веки, словно борясь с сонливостью.
- Рагна Холмен... - повторил Забини, нарочно неправильно произнеся фамилию, как это невольно делали почти все в школьные годы, - Хольмен, - исправился он, отрываясь от горячих стенок кружки и переплетая пальцы в плотный замок, чтобы замкнуть мысль в бесконечность. 
- Как вышло, что вы с Кайсаном сошлись? - с тенью бледного интереса произнёс Забини, - я помню тебя. Капитан орлов. Вы вроде не особо ладили.
Дезмонд приподнял кружку, задерживая взгляд исподлобья на Рагне.
- И чтобы ты сделал, узнай кто оставил шрам Стоуну?

Забини с бесстрастным равнодушием пронаблюдал за тем, как Хольмен выбирает более удобное положение, перебирая суставами и складывая кости в ином положении. От кофе поташнивало, и Дезмонд глубоко вздохнул, монотонно прикрывая веки и расслабленно потирая пальцами глаза. Он был уверен, что вся эта какофония ощущений происходит из-за того, что он пропустил свой плановый приём лекарств, ядов или чем его там с особым усердием фаршировали целители Мунго? И как бы Забини себя не любил, но отвращение к грязнокровке было выше боли в рёбрах. Дезмонду хватило бы пару колб таблеток с веселым обезболивающим, а остальное само уляжется, обратившись из шторма в штиль.
Рагна вновь заговорила, прищурив нижнее веко, и Забини ощутил новую палитру вкуса ее характера, тонко подмечая невесомые колебания ужимок и голоса. Дезмонд взглянул на девушку из отдела тайн сквозь пальцы, наблюдая через фаланги убегающий к свету взгляд; в серебре её арктических холодов заплясали тёплые лучи искусственного света, рассыпаясь осколками жёлтых звёзд.
На риторический вопрос Рагны Забини ответил немым изгибом брови лишь на мгновение позволив скептицизму отразиться на лице. Он не верил в подобного рода утопию. Никто не меняется, а лишь наслаивается или отслаивается. Как метаморфозы бабочки, в центре которой всегда останется прожорливая гусеница; или змея, сбросив кожу, не ставшая менее ядовитой.
В жизни Дезмонда в сущности ничего не изменилось. У него все та же цель, что и данная ему при рождении, но методы другие, другая кожа. Но это вовсе не значит, что он стал другим человеком, сколько бы раз кожу он не сбрасывал, на которой мелькали то ужимки радушия, то праведный гнев, в сути он всегда оставался вечным пленником философии чистой крови, следующий путями всеобщего идейного лидера, который, как и Дезмонд, носил фамилию Забини.
Взгляд Хольмен утонул в опустевшей чашке, и аврор невольно переместит взгляд к своему кофе, но даже мысль о том, чтобы его вкус коснулся рецепторов вызывала рвотные позывы, и Дезмонд ненавязчиво отодвинул кружку от себя мягким движением кисти; дно медленно зашуршало по лакированной поверхности стола, изредка натыкаясь на сколы.
Забини невольно прищурился. "А как все это обычно происходит?" Он был без понятия. Самая долгая его связь - нефильтрованная страсть.  Не любовь - в неё проще не верить - но нечто не менее охренительное. Ему не нравились обязательства, особенно если помнить, что их можно избегать, успешно лавируя по волнам на бермудской шхуне, отчаянно опасаясь сесть на мель неожиданных чувств. Забини не планировал сбрасывать якорь, и если бы мог, то предпочёл и вовсе отрубить его канат.
Забини ощутил неясный привкус вязкой тревоги на слизистой нёба. Горло удушливо пыталось сократиться, желая проглотить это чувство, давая ему шанс пустить корни. Паранойя ядовито растянула потресканные губы в болезненной улыбке, слизывая кровь очередной догадки острым языком. Дезмонд неуютно потёр шею, ощущая под широкой ладонью холод пробежавший коррозией по металлу кожи; в следующее мгновение аврор переплел пальцы рук, сцепляя фаланги в замок. Когда-то давно бабушка научила его этому жесту. Хочешь зациклить свои мысли, чтобы они обрели синхронность и не расползались, подобно тараканам, - сцепи пальцы в замок и круг замкнётся. К тому же это позволяло унять пальцы, чтобы те не мяли мантию или не ползли в карманы. Замок из пальцев воплощал некую дисциплину. Дезмонд уже давно использовал этот приём, уже толком и не помня почему.
- Все закономерность. Даже случайность. Она, очевидно, также спланирована... - тихо произнёс Дезмонд, едва заметно нахмурившись, наблюдая за кольцом. Отныне это казалось издевательством. Забини очевидно ощущал себя микробом под увеличительными лупами микроскопа. Не осознавая, что за ним следят, но подозревая незримое наблюдение. Это чувство подобно неясному зуду под коркой черепа. От него не избавиться, и оно оставляет следы тараканьих лапок.
Забини добродушно улыбнулся, слушая историю дебютной встречи  грязнокровки и норвежской красавицы. Сказочное везение. Дезмонд не знал насколько Стоун хорош в обольщении, но стечение обстоятельств оказалось просто очаровательным для них обоих. И все же эта история едва ли могла высечь хотя бы искру интереса, оставалось лишь подавлять скучающую призму во взгляде, скрывая её под линией улыбки.
Забини часто использовал подобный приём. Иногда нужно разговорить человека, чтобы тот проникся неким доверием; некоторым нужно высказать, некоторые хотят быть услышанными, а другие хотят участливости. Дезмонд не знал, чего хотела Хольмен. Пока не знал, а потому лишь поджал губы, создавая ощущение того, словно он скрывает улыбку, ему даже удалось зажечь огни в глазах и сощурить нижнее веко, улыбаясь взглядом. Но судя по её скупому рассказу, Рагна едва ли желала делиться этой частью своей жизни.  Оно и к лучшему. Забини неожиданно для себя ощутил приступ тошноты, думая что было бы, попадись она разговорчивее и решив залить жидким бетоном голову аврора рассказами о своём парне.
И все же. Её это пренебрежение к крови напрягало Дезмонда. Она, словно очередной предатель философии, от которых было тошно, которые плодились подобно плесени. Они явно обращались во вредный лишай на теле социума; множились и росли. Но разве можно чего-то иного ожидать от девушки Стоуна? Не могло же быть так, что она случайно не знала. Забини усмехнулся словам Хольмен, предварительно уняв в груди невольное негодование. Он, словно собака Павлова, не мог не среагировать на сигнал.
- И все же ты чистокровная, - заметил Дезмонд, - значит каким-то образом достойными все эти столетия оказывались лишь чистокровные, - Забини улыбнулся, ощущая некое удовольствие. Ему казалось, что либо она несла свою чушь любовного забвения, либо грязнокровки Норвегии настолько убогие, что едва ли в них можно различить достоинство.
- О, уважать за поступки. Это сильно, - Забини качнул головой и не ясно сочился ли он завуалированным сарказмом или продолжал играть участливость. - И что же такого сделал Кайсан?
Аврор по-настоящему заинтересованно склонил голову, выжидающе уставившись сквозь призму легкого укоризненного взгляда. Он должен был признать, что иногда от Кая был прок, но это был так редко, что Забини легко мог списать подобное везение на случайность. Так и делал. В тот раз, когда Стоун на четвёртом курсе стянул его с дуэльного подиума, и когда переманил троля на себя в запретном лесу. Когда же Кайсан действительно хотел помочь, то между рёбер Дезмонда обязательно оказывалась арматура.
На слова о вернувшемся бумеранге, Забини безразлично повел бровью. В справедливость будет верить лишь полнейший идиот. Не потому что её нет, а потому что для каждого она своя. И если смотреть со стороны слизеринца, то шрам замкнул цикл несправедливости. Грязнокровки получили своё; каждый из них обжегся через своего идола. В тот вечер Дезмонд напугал даже Амадею, а та никогда не была против скотского обращения к низшим слоям общества. Тяжело признавать, но слизеринец ощутил укор разочарования. Оказалось, что он лживо возвышал чужое рвение.
Услышав вопрос, Забини отстранился, облокотившись о диван, расслабленно выдыхая и поднимая взгляд. Хочет услышать очередную оду о своём любимом?
- Мы коллеги, - достаточно сухо отрезал Забини, явно не желая развивать тему дальше, взглянув не на Рагну, а сквозь пелену лет.

Забини едва заметно сощурился, обращая льдистые омуты глаз в радушный приют для собственного скептического сарказма. Подобные ответы вызывали если не злорадно-издевательскую, то скучающе-угнетающую, но в любом случае неприятную до зубного скрежета ухмылку, в которой плескалось столько желчи, что невозможно было не скривиться от её приторной горечи. Забини разочарованно полуприкрыл ресницы, всем своим видом давая понять насколько фальшь ответа въелась в сознание, назойливо копошась подобно сколопендре в туннеле ушной раковины. Это звучало также бездумно и наигранно, словно ответ "шикарно" на "как ты?". Более скучного и пафосно приукрашаемого сочетания слогов нельзя было и подобрать. За этим "шикарно" всегда скрывалось желание скрыть правду за маской беззаботности, в то время как твоё лицо под искусственной улыбкой поедают трупные черви.
И пусть сейчас Рагна вряд ли хотела украсить разлагающийся труп то ли отношений со Стоуном, то ли собственной жизни, но от этого ответ не становилось живее. От него все также веяло наигранностью давно минувшей жизни. "Во всем должна быть загадка". Дезмонд пытался придумать ещё более глупый повод оборвать тему для рассуждения о философии чистой крови в Норвегии, но ничего кроме как притвориться мертвым ему не приходило. Забини равнодушно повел бровью, мысленно благодаря уже за то, что девушка не применила хотя бы этот приём. На счёт Стоуна Дезмонд был явно не согласен. Истрия о том как они с Рагной познакомились не была настолько личной, чтобы утолить интерес. Благо Забини не мог терпеть Кая, а потому его интерес также быстро погиб, как тает сливочное масло под лезвием раскалённого ножа.
Аврор не нашёлся с ответом. Ему казалось, что любой звук, сорвавшийся с губ, превратиться в нечто язвительное или раздражительное, а потому предпочёл промолчать, перебарывая некий дискомфорт и локальный межличностный конфликт.
- В нашей работе нет места сантиментам, - уже мягче отозвался Забини. Раньше он терпеть не мог свою участь, но со временем сумел отстранить эмоции и желания, полностью обращая политику сознания в нужное русло. Стоит ему снова пробудить собственные интересы, как депрессия сожрет труды долгого времени. Этого он никак не мог допустить: слишком много уже сделано, чтобы отступать.
Услышав следующую фразу Хольмен, Забини едва ли не подавился возмущением. Чтобы он и испытывал нечто положительное к магглорожденному? Даже думать о подобном - выше его сил.  Когда-то он пытался провести неумелую имитацию, но все силы были тщетные, потому что все обратилось в сокрушительное фиаско. Забини просто тогда ещё не знал, что Стоун всегда все портил, даже сам того не желая.
На слова Рагны аврор скривился, едва заметно отвернув лицо, чтобы взглянуть в окно, за прозрачной гранью которого все было таким же серым и стеклянным.
Голос девушки снова уничтожил тишину полумрака. И в этот раз Забини был согласен с Хольмен. Это и правда не её дело. Озвучивать это аврор, конечно же, не стал.
Рагна приподняла руку, демонстрируя кольцо. По правде Забини даже не пытался скрыть своего интереса. Он с самого начала поинтересовался о происхождении кольца и до сих пор не мог его отпустить из мыслей.
Дезмонд нахмурился, услышав пояснение Рагны. Торговаться с ним решила? Забини полуприкрыл веки, облив холодным презрением.
- В начале ты говорила, что на твоём кольце знак, объединяющий Европейские семьи и проясняла что означает буква. Теперь уверяешь, что знаешь больше, - сухо констатировал аврор, явно недовольный всплывающей ложью. Но про Стоуна он в любом случае решил рассказать. Раз уж обещал. Забини любил держать слово, если это было удобно.
- Мы были на задании. Кайсан, - Дезмонд потёр лицо, словно вспоминать о порте Бристоль было невыносимо; на деле же было невыносимо осознавать, что всего этого можно было бы избежать, если бы Стоун не пытался помочь. - Он поспешил и совершил ошибку, - Забини не знал как сгладить мысли, обращая их в слова, - и получил серьёзное ранение в грудь. И... -аврор поморщился, не понимая для чего выдавил это "и", учитывая, что ему больше нечего было сказать. -скоро должен прийти в себя.