Джордж ухмыляется криво, вспоминая тот случай. Да, они с Фредом тогда ещё притащили выпрошенные у домовиков на кухне сладости Анджелине в больничное крыло и пытались кормить её, кивая на перебинтованные руки. Кажется, парочка кексов в результате угодила близнецам за шиворот… И боггарта они потом обещали чуть ли не прямиком в царство мадам Помфри приволочь, даже разрабатывали план, как в кабинет Люпина незаметно пробраться…
Хорошее время было, простое, понятное. Провернуть свои дела, не попавшись преподавателям – вот она, тогдашняя главная проблема. А если не вышло, то придумать, как превратить наказание в развлечение и убедить друзей, что пара десятков баллов – с каждого веснушчатого носа, – потерянные факультетом – это сущие пустяки. Интересно, подготовили ли их эти отмазки к нынешнему положению дел, когда доказывать вдруг отчего-то требовалось, что ты – это ты, и что ты по-прежнему – друг?
Джордж морщится собственным мыслям и, всё-таки переступая порог комнаты и при этом старательно разглядывая деревяшку под ногами. Поднять взгляд на Анджелину отчего-то чертовски стыдно – ещё одно чувство, якобы не присущее вот этому конкретному мистеру Уизли.
- Да, не стоит, - бросает Джордж, выходит как-то слишком отрывисто. Он вообще-то имеет в виду что-то вроде «да хватит, прости, но я должен был спросить», однако ничего подобного не произносит – тоже не его стиль, так и самому недолго на проверку на вшивость нарваться.
- Зато с нами не соскучишься, - хмыкает парень, подходя к шкафу. Задумчиво вертит в руках подобранную карточку с обезглавленной Венделиной Странной – а ей так даже лучше. Почему-то кажется, что волшебница-мазохистка сейчас непременно бы осуждающе на него зыркала.
Рассуждения Джонсон он слушает краем оставшегося уха, но всё же усмехается при упоминании Монтегю и кислотных леденцов. Да, эту девчонку злить не стоит, и фантазия у неё что надо. Не зря они столько лет вместе зависают, и ещё вопрос, кто кого учил грязной игре и нарушению правил, не всех, конечно, но многих. Вот только одним из незыблемых всегда оставалось – никогда не играй против своих. Хорошее всё-таки было время.
В тёмных глазах Анджелины – безысходность и пустота дементоровых капюшонов. В голосе всегда уверенной в себе Джонсон – непривычное дребезжание. Хочется подойти и то ли успокаивающе обнять, то ли по-товарищески ободряюще хлопнуть по спине, то ли приводящий в себя подзатыльник отвесить. Вместо всего этого Джордж механически перебирает барахло на полках. Потому что стоит подойти, проявить хоть малейшее участие – и всё, больше никаких проверок не будет.
Хорошо хоть звук открывающейся двери первым услышал он, а не Фред.
Пальцы в сомнении зависают над одним из пузатых флакончиков, но Джордж не даёт себе времени не раздумья, решительно зажимая стекляшку в ладони. Оборачивается к согнувшейся на шатком табурете девушке и кивает, то ли собственным действиям, то ли её словам. Да, конечно, полный пиздец, по-другому и не назовёшь. И то, что в Министерстве происходит, и то, что он собирается сделать.
- Может, глотнёшь чего? Чай? Тыквенный сок? Огневиски? – отпущенный из раскрытой ладони флакончик стучит по столешнице, как-то слишком громко для такого маленького кусочка стекла. Внутри радостно плещется жидкость, из-за всколыхнувшегося со дна осадка, чуть более мутная, чем оригинальное зелье, - Будет проще рассказать подробности.
Ага, конечно. Заботы и волнения отойдут в сторону, настроение улучшится. Ты ещё рекламными слоганами заговори, идиот.
Устремлённые на девушку глаза, тем не менее, смотрят уверенно. Как на Бэгмэна, которого они с Фредом шантажировали. Как на слизеринскую сборную, которую только что пообещали порвать на британский флаг. Никогда не играй против своих, да?
Зато не врёшь. Слабое утешение, Джорджи, очень слабое.
Леденцы, прожигающие язык, на спор. Зелье, язык развязывающее, по просьбе друга. Невелика разница, да?
Если она ему сейчас врежет, он, наверное, и уворачиваться не станет.