…вообще-то он не собирался в эти зимние каникулы еще появляться в Виверне, да и вообще в Лютном, да и вообще пить даже, наверное, не собирался. Просто лежать у матери в кабинете, пока она дошивает очередной шедевр, и ныть, и чтобы дома было тепло и вкусно, а Оскар не делал унылую рожу хотя бы пару часов – хотя это слишком сложно, брат так не умеет. Или можно пойти к сестре и повторить последовательность действий, но тут проще, хотя сказать правду все равно нельзя. Да и как бы это выглядело? Просто представить. «Тиша, я мудак, а еще, наверное, извращенец. Мне плохо и горько, и я совершенно не представляю, что делать со своей жизнью, я наделал столько ошибок, о, ну, еще поцеловал препода, ты помнишь, с тупым именем, я ему еще на третьем курсе дверь поджег». От большой любви, видимо, поджег, ну да.
Он хочет просто лежать и ничего не делать, он бесполезная оболочка, в которой нет ничего, кроме отвращения к себе и накопившейся за долгое время усталости. Он бы и не встал, наверное, но на помощь, как и в первый раз, как и во все остальные, снова приходит Уоллис. Милашка Уоллис, у которой всегда есть силы, которая всем нравится и которая каким-то блядским чудом ухитряется не сломаться, когда очередной день со всем, что в него можно включить, бьет по кудрявой голове. Снова и снова, а потом еще раз, и края этому не видно, точнее, он ведь уже пробовал положить этому конец, но почему-то не получилось. И дни продолжают идти, а в их бесконечной череде жизнь случайной девочки по имени Фрэн почему-то кажется более насыщенной и яркой, более настоящей, чем его собственная. Почему получилось именно так? Он отрывает себя, оболочку, от кровати, рассыпает улыбки как стеклянные шарики и убегает из дома под их звон, чтобы снова спрятаться и попытаться сладкой вишневой помадой напялить на себя смысл. Опять на те же грабли. Что будет, когда окажется, что значение имеет только ее жизнь? Фэй не знает. Он бы провалился в мысли об этом, он обязательно провалится и уже почти падает, но…

…но сейчас его ловят другие руки. Заботливые. Теплые. Почти родные. У Тома – еще и липкие, кажется, он опять на себя что-то разлил, выделываясь перед очередной пассией, а Одри только глаза закатывает, ведь убирать за собой этот придурок, конечно, не будет. Но ничего, пол гаража видел множество пятен от масла и дешевого вина, а уж сколько случайно упавших мимо пепельницы окурков… Сегодня их будет еще больше, наверное, потому что Томас притащил на репетицию всех своих бывших подружек и пару будущих, и вообще, кажется, все фанаты «Докси» состоят исключительно из так или иначе связанных с ним баб, и если бы те не притаскивали за компанию своих друзей, то слушателей у них не было бы совсем. Надо признать, что ради даже самой хорошей музыки  никто сходу в такие сомнительные места не полезет, хотя стоило бы возмутиться: голоса-то у них неплохие, и музыка, и тексты, и вообще они лет через сто станут легендой. Легендой о группе, которая даже из подворотен выползти не смогла.
Они готовятся долго и начинают играть сразу с той песни про веселую вампиршу, и вроде все идет хорошо, а потом на припеве он срывается на крик и голос Уоллис кажется неожиданно резким, и на этом крике все окончательно идет по пизде. Фрэн сегодня в ударе, она прекрасна как никогда и даже без единой капельки спиртного с трудом держится на ногах, а под конец репетиции прижимается к какому-то парню, стоящему в первом ряду, и практически целует в губы, понимая, что вот-вот расплачется. Эта вечеринка никогда не закончится…
- Что ж вы оба такие уроды-то, - печально говорит Одри во время перекура, когда почти все уже расходятся, - у него ведь наверняка есть девушка.
Фэй согласно кивает, тушит сигарету и в полумраке без палочки пытается найти путь обратно. Спотыкается об мотоцикл и долго лежит на полу, раскинув руки, смотрит в потолок и думает о том, куда привела его жизнь. Шею опять щекочут тонкие лапки и крылья, это даже кажется забавным, а голова Тома, появляющаяся перед глазами, когда тот наклоняется, кажется еще забавнее. Клавишник смотрит неожиданно серьезно.
- Давай выпьем? – спрашивает он, и отвечать тут, собственно, даже не требуется.

Они идут в «Виверну», снова «Виверна», будто бы других мест для накачивания себя спиртным в городе нет. Одри теряется по дороге, ее утягивает за собой кто-то из уходящих с выступления знакомых, а Фэя утягивают в ставшую уже практически родной дверь. Том кажется слишком веселым и у него в кои-то веки есть деньги, о да, он не будет пытаться выпить за чужой счет и даже готов угостить свою спутницу; суетится, носится туда-сюда, приносит две большие кружки пива, что-то рассказывает, а Фэй знает, что половина из того, что он говорит – бессовестная ложь. Том сам неоднократно признавался, в такие же, собственно говоря, моменты, когда они напиваются, а план по флирту и пьяным дракам на вечер уже выполнен. Поэтому Фрэнсис перестает слушать и смотрит на дальний столик в углу. Стулья там стоят уже другие.
Зачем они все вообще сюда приходят? Вот все эти люди, да-да, именно эти: компания неопределенного возраста и пола, два гоблина, серый и незаметный, но какой-то зловещий типок у стены… они сами, опять же… Зачем? Неужели выпить нельзя дома или в гостях? Или бар – это такое место, куда сбегают, а не просто приходят, что-то вроде иллюзии активной социальной жизни для тех, у кого нет ничего, кроме иллюзий? Он бы сказал, что и они, наверное, такие вот неприкаянные и потерянные, поэтому им прямо на репетиции и не пилось, но говорить ожидаемо некому: Том уже через пару глотков убежал поболтать с барменом, им, кажется, всегда есть что обсудить. Правильно, не бармен же будет выслушивать потом, что все катится под откос.
- Жизнь – дерьмо, - оптимистично говорит он сам себе, если уж других собеседников нет, и отхлебывает из кружки. Дерьмо становится немного лучше, а иллюзия активной социальной жизни – чуть более реальной. Но он не знает, иллюзия ли едва различимое в полумраке движение у стены. Мелкое, хищное, осторожное. Животное? Кто-то недосчитался ручного хорька? Присматривается: нет, вроде не хорек, а что-то другое. Горностай, наверное, или ласка, кто их знает, этих куньих.
Животное подходит ближе и Фэй с трудом удерживается от того, чтобы не поздороваться. Здравствуйте, мистер горностай, хотите выпить? Вы ведь, наверное, тоже потерянный, просто так ведь никто по барам не ходит, даже горностаи.