Бревалаэр долго крутится перед зеркалом, решая, надевать ему этот или тот галстук. Потом, задержавшись на отражении Фрэнсиса в холодной глади, вдруг меняет решение, и нацепляет на шею синюю "бабочку" - едва ли задержится надолго, упорхнет, открывая доступ и убивая формальность, стоит им сесть за стол. Дюбуа не любит, когда шею перекрывает что-либо... Кроме, может, ошейника, но не об этом сейчас речь. Дюбуа зато любит кого-то. И он только поэтому соглашается вернуться в дом, где его предали, где его поили полынью вместо меда. Однако Фэю, даже после того, как все выяснилось окончательно, как мать признала, что разрушннная семья и ребенок, вырощенный в одиночестве, ее грех, Бреваль не спешит рассказывать все в деталях. Это как трогать свежую рану грязными пальцами, своими же, перепачканными в золе и пыли. Да и какой он Фэй теперь? Шуршит невесомо ткань платья, вызывая у Брева глухой смешок,и и старый ворон качает головой - афера афер. Мать не дурная, захочет - догадается. Из Фрэнсиса не сделать приличной леди, хотя с учебником на голове тот уже ходит свободно. Да и мать сама-то - была разве таковою? Он знает историю их знакомства с отцом, и хотя она много раз пожалела - он сам не жалеет ни минуты. Не о чем больше. У Брева есть сын, и - жена? Госпожа Дюбуа? Начало нового поколения, которое просто не появится, но зачем же забегать вперед с такими историями? Он встает перед Фрэном на одно колено, надевая ему кольцо с агатом. Кольцо-оберег. Сама любовь ворона страшна порой, но пусть ею и быть мечом, что зазвенит голодной песней над юной горячей головой, и пусть ни одна беда не коснется помимо. Слишком много потеряно, слишком много всего позади, и чтобы не потерять - надо хранить то, что имеется. У него есть жена. При взгялде на которую хочется забыться, отложить ненужные церемонии, ведь спирает дыхание в восторженном вдохе, и сладостно сжимается сердце. Выпрямляясь, Брев чмокает Фрэна в нос, глядя насмешливо - пусть тот остается не в курсе, а то зазнается. Комплименты и так сыплются искрами с кончика сигареты, которую Брев закуривает минут сорок после, дымя в окно, и поглядывая на Фрэна, очередь которого теперь вертеться у зеркала.
На улице лето, но день выдается пасмурным, и солнце, иногда выглядывающее из-за туч, скользит по тёмным одеяниям, таким официальным и праздничным, и так не похожим на то, что как минимум один из них привык носить повседневно.
Мать встречает их на пороге, обдавая властным холодом, хотя открывает отец. Он сразу выгодно выделяется на фоне статных Дюбуа, рыже-седой и крупный, и добродушно смотрящий. Фрэн он пожимает, а не целует руку, шутя что-то про осточертевшие порядки, и вскользь отмечая, насколько же изыскано её платье. И Брев ощущает темное удовлетворение, он ни с кем не делится тем, что его возбуждает возможность одевать Фрэна в дорогие и шикарные вещи, быть может потому, что тому это не нравится, и даже это платье, что выбирал Дюбуа - маленькая победа. Вкус в одежде Бреву привила мать. Ее наряд, тоже черный, потому что для нее лицезреть уход сына в семейную жизнь, да еще непонятно с кем - точно траур, похож на почти монашеский, если бы не виднеющийся, когда она шагает слишком широко, разрез почти до середины бедра. Да только шаг ее чинен и осторожен, словно по кроме льда, но даже все льды Антарктиды не сравнятся с холодным пламенем, бушующем в ее глазах. Она смотрит на Фрэн так, словно просвечивает ее маггловским рентгеном, и не сразу после официального приветствия произносит хоть слово, наблюдая, с какой нежностью Брев то и дело поглядывает на возлюбленную. Он делает это почти назло - но не лжет в своих чувствах.
- Странно, мне казалось, что у Фэев два сына и одна дочь. - Отстранённо замечает она, и Брев, стоящий к ней спиной, держащий Фрэн под руку, резко замирает, и разворачивается к матери с таким откровенно диким видом, словно сейчас ей все расскажет, и их маскировка будет провалена. Однако он улыбается только искусно, как хороший актер, и бархатно заверяет мать, что слухи бывают весьма глупы, и по слухам, если им верить, его мать сжила со свету его первую невесту. Сабин ощущает укол боли, бьющий прямо в сердце, сжимает тонко губы, и удерживается от ссоры, должно быть, только из-за рук мужа, который обнимает ее за плечи, лучше нее понимая - не только Бреваль потерял сына, они своего потеряли тоже. Конечно, глупо надеяться, что в 41 сынок останется привязан к маминой юбке, но даже его почтение им теперь если и заслужить - только сквозь пелену боли.
А Бревалаэр, тем временем, вводит Фрэна в гостиную, где бархат чередуется с мебелью в готическом стиле, и где их уже дожидаются, сидя на большом диване, но по разным его краям, хотя и обмениваются шутками каждый со своего, младший брат и кузина Брева. Сэмюэль невероятно хорош собой, чертами внешними он пошел в мать, даже глаза такие же, вот только застывает в них благодушное, чуть смешливое выражение, которое больше свойственно отцу. Сэм встает на встречу, и вот он берет Фрэн за руку, нежно касаясь губами ладони, и вспоминается полупьяные жалобы Брева о том, что в юношестве брат крал у него внимание любых особ женского рода, инстинктивно понимая, как надо с ними обходиться. Здесь же Сэм попал впросак, но он пока не догадывается об этом. Зато знает Эльза, единственная из семьи, и она тоже встает, ничем не выдавая своего знания, и слегка отодвигает бедром Сэма, обнимая Фрэнсиса вполне искренне, и звонко чмокая в щеку, затем произнося с чувством:
- Чудесно выглядишь, милая.
Самюэль от такого кидает в сторону брата вопросительный взгляд, мол, они что, были знакомы, на что Бревалаэр только загадочно улыбается. Брат слишком многого еще не знает - и пусть. Меньше знает - лучше спит, лучше спит - сохраняет свою красоту. Никто не ожидал, что первым вступит в серьезную связь Бревалаэр, казавшийся отшельником. Он не просил благословения у своих родителей, считая, что они сами себя лишили этого права, однако же он здесь, среди этой чуждой роскоши, и смотрит на серебрящиеся массивные часы над камином - через пару часов обещал прибыть и Кайсан, как еще один удар для родителей. Бревалаэр чрезвычайно горд своей плотью и кровью, рад, что против воли Сабин их продолжение выросло, и выросло достойным. Он решил провести этот обряд знакомства честно, хотя и за день до назначенной в отстраненным письмах встречи - мать боялась после случая с Каем в открытую напирать, - он сдавленно рыдал, кривя зубы, и целуя Фрэнсису ладони, только этим держась. Руки Фрэна, умытые его слезами - чисты.
Родители не спешат выходить в гостиную, копошатся в столовой слуги - сквибы, что является унижением и помощью малоимущим одновременно, и Сэм, после того, как Эльза усадила Фрэна между собой и Бревом на диван, решил завязать диалог:
- Чем ты занимаешься или планируешь заниматься, Фрэн? Ничего, что я так фамильярно?.. Бреваль, как ты знаешь сама наверняка, не слишком многословен.
- Зато многоделен. - Замечает Бревалаэр, повернув голову на брата и глядя так многозначительно, что тот кривится, заразительно смеясь.
- Фу! Ну я же не об этом!  Оставь ваши подробности интимной жизни при себе.
И не сказать, что одному из них сорок, а другому - 30. Здесь, сидя на диване рядом, спокойно пустив Фрэн в свой круг, они вдруг сливаются, лишаясь возраста, прекрасные и смутно весомые, как бесконечно юные боги. А что Фрэнсис отдал за возможность занять небесный пьедестал?

Отредактировано Brevalaer Dubois (2018-11-25 13:56:06)