Я – твой недостаток.
Ты – моя вселенная.
Мы уехали из Англии четыре года назад. Вернее, уехала я, погнавшись за ним в далёкую Румынию. Вот в эту самую хижину, потому что с милым рай в шалаше. И ни одна другая локация рай не обеспечит.
Иногда ночью я просыпаюсь в ужасе и отчаянно ищу ладонями его тёплое тело. Пальцы сминают одеяло, а глаза разыскивают его в темноте. Чарли всегда здесь: раскатисто храпит, занимая добрые две трети нашей постельной республики, но я отчего-то безумно боюсь когда-нибудь его тут не найти.
Чарли работает практически всё время и в месте, гордо именуемом «домом», бывает лишь для того, что поспать. Их хижина настолько близка к заповеднику, что идти до него пешком получается даже быстрее, чем трансгрессировать. Иногда в их небольшом огороде неподалёку оказывается драконья чешуя или, того хуже, «снежки» из помёта ‒ местная забава заповедных сумасшедших. У этих полоумных нет ни личной жизни, ни одного увлечения, в котором бы отсутствовала отсылка на драконов. Очень может быть, что Чарли единственный из своего окружения, у кого есть девушка, но даже это приятное «имение» не добавляет ни унции приватности его существованию.
Я так люблю тот момент, когда Чарли возвращается домой. Уставший, улыбающийся, что-то оживлённо рассказывающий и удивляющийся тому, как же я могла забыть, что у его любимой драконихи сегодня начался энный эннместр беременности. В это время он кажется мне ребёнком, которого по ошибке засунули в странное мужское мускулистое тело. Я провожу его к кровати и старательно усаживаю, не забывая вовремя поддакивать и ахать пересказу его дня. Я аккуратно стягиваю с него сапоги, пока ещё не весь дом украшен различными видами грязей и не совсем грязей, принесённых из заповедника. Я рассказываю о том, что сегодня будет на ужин. Или обед. Или даже завтрак. Всё зависит от того, в какое время суток в этот раз его отпустили драконы.
Пенни, естественно, не работает. Заповедник не особо нуждается в министерских барышнях, оставивших службу четыре года назад. А если эти барышни ещё и драконов побаиваются ‒ их вовсе легче пустить на корм. Но. К своему величайшему удивлению, Пенелопа здесь, в Румынии открыла для себя и для всех окружающих собственный кроткий нрав и даже искреннее желание молча угождать любимому. Чарли – её каменная стена. И немного объект поклонения.
Я каждый раз внимательно изучаю его руки. Научившись не морщиться от вида ожогов, я смогла полюбить каждый малый участочек кожи, не пощажённый огнём. Перед сном нужно обязательно обработать свежие ранки мазями, которые здесь востребованнее туалетной бумаги. Он морщится, ибо щиплет; я дую на раны и говорю, что пройдёт…ибо люблю. 
Уже четыре года здесь получается не гнить. И очень даже успешно. Чарли много и хорошо ест, что уже отводит четверть дня на готовку. У них небольшой сад, в котором и земля, и воздух просто пропитаны мощным естественным удобрением, так что всё растёт, как на магических дрожжах. За сим нужно ухаживать.
У заповедника есть внушительная библиотека, где, помимо 95-типроцентного наполнения драконоведческой литературой, присутствуют и интересные книги. Учебники, мемуары и даже (!) какие-то магловские экземпляры. На изучение этого куска печатной реальности также уходит часть драгоценного времени.

И всё бы было хорошо, и всё было бы просто замечательно, если бы только не одно «но». Я бы была самым счастливым человеком на этой чёртовой планете, я бы, мне кажется, умела летать, если бы только он…
Если бы только каждый день, каждый час и каждое мгновение я бы каждой малой клеточкой тела не ощущала одно: Чарльз Уизли меня не любит.

Сегодня он возвращается даже как-то рано. Они повторяют их каждодневный ритуал со снятием обуви.
‒ Милый, ‒ Пенни застывает с ботинком в руках, сидя на полу и глядя снизу вверх на смысл собственной жизни. Сейчас она так отчётливо понимает своё место в его жизни, что, кажется, мгновенно распишет подробнейший психоанализ, приводя аналогии с их нынешним расположением, ‒ Милый? ‒ Его нужно как следует отвлечь от драконьих мыслей.
‒ Чарли, могу я тебя кое о чём спросить?
Если бы она ошибочно не казалась себе такой сильной, Пенни бы давно уже сдохла от жалости к себе.

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Отредактировано Persephone Derrick (2018-01-17 23:04:28)

в общем, она им живёт;
в общем, она в нем живёт;
в общем, такая вот жизнь очень жмёт.

Его ребяческие рассказы чаруют. Чарли самозабвенно ведает собственной женщине о том, как рисковал жизнью ради крылатых чудовищ, и, кажется, даже не замечает, как они вдруг оказываются на диване. Уверенность Пенни тает, как льдинка в тёплых ладонях. Сейчас он такой родной, такой домашний, затевать сомнительные разговоры ‒ кощунственно. Пенелопа каждодневно часами ждёт этого самого заветного момента близости, а после жадно выживает из него всё. В Румынии её Чарли вдруг уничтожил все лишние притяжательные падежи.
А я и не знаю, что говорить. Слышишь, милый? Я ведь даже не могу как следует сформулировать всё то, о чём мы молчим. Не зря, видимо, молчим. Я вот угасаю без тебя, понимаешь? И дело совсем не в том, что мы проводим мало времени тет-а-тет, нет - нет. Как бы мне решиться вслух сказать всё то, в чём боится себе признаться даже самый отважный и самый бесстрашный повелитель драконов?
Он гладит её по волосам. Клируотер хочет остаться в этом моменте навсегда.
Очередная грубая мозолька цепляет небольшую белокурую прядь, и Пенни, улыбаясь, завладевает его рукой. Она разворачивает многострадальную ладонь и подносит к своему лицу. Все эти глубокие чёрточки, ожоги, шрамы, засохшие кусочки огрубевшей кожи ни капельки не пугают ‒ она привыкла. И на том спасибо, что все пальцы на месте. Пенелопа покрывает поцелуями захваченную территорию, каждый квадратный дюйм этого одного процента любимого тела. Все затеи вновь кажутся ненужными и никчёмными, в этот самый миг она снова счастлива.
‒ Я, я даже не знаю, ‒ она запинается, ‒ Ты не голоден? Там…там есть еда, я приготовила,‒ Пенни кивает в сторону кухонного уголка их хижины. Она выпускает его руку и поднимается с пола, искренне намереваясь притащить на диван поднос с едой. Уже четыре года она со въедливым упрямством пытается научиться варить луковый суп именно так, как это было принято у него дома. Выходит вкусно, но совсем не то, ‒ Одно мгновение, суп горячий, а второе я сейчас…чёрт! ‒ ловкость рук, поражённая волнением, подводит, и Пенелопа, пытаясь налить суп в глиняную миску, опрокидывает кастрюлю. Луковая похлёбка, раскалённая до температуры клокочущей лавы, выливается на пол и попадает на ноги самозабвенного румынского повара. Пенни воет от боли. 
Чарли тут же окажется около своей номинальной любимой, сомнений нет. Он её успокоит, убаюкает, как маленького ребёнка, вероятно, она даже не успеет заплакать. Всё будет хорошо, они же волшебники, завтра на девичьих ногах не останется и следа. А после она снова попробует приготовить этот чёртов суп. Такое личное клируотерское луковое колечко.
‒ Мерлин, как же это бессмысленно! ‒ Пенелопа запускает руки в волосы, она вообще не имеет понятия, как же верно высказать всё то, что немым укором сосуществует вместе с ними всё это время, ‒ Я в порядке, сегодня же схожу к вашему лекарю, не беспокойся, ‒ беспокойся. Беспокойся, мать твою! ‒ Чарли, я…мы…так больше нельзя, ‒ Пенни вдруг выпалила ровно то, чем намеревалась закончить. В неком эфемерном сценарии она задавала какие-то наводящие вопросы, выводя Уизли на линию честности и откровений. Она бы исповедовалась, а он бы всё напряжённо подтверждал. И вот только тогда бы следовало подводить сакраментальную черту ‒ так больше нельзя.
‒ Чарли, мы же оба всё понимаем. Мы оба всё понимаем, любимый, ‒ её сбивчивая речь диаметрально противоположна той задумчивой, спокойной и уверенной из ментальных репетиций, ‒ Милый, мне невозможно, ‒ Пенни ищет контакт с голубыми зеркалами души своего кумира, ‒ И тебе несладко. Давай перестанем обманываться, Чарли, ‒ Клируотер начинает метаться из одной стороны кухонного уголка в другую, даже не замечая лужу ещё тёплой супной субстанции, ‒ Мой милый Чарли, мой любимый Чарли. Как ни прискорбно мне наконец это озвучить, ‒ со стороны вполне может смахивать на бред сумасшедшей, но это правдивая паника жертвы, загнанной в угол, ‒ Моих чувств всё же мало для нас двоих, ‒ в глаза, ‒ Как бы я ни старалась.

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Когда он подходит, дыхание захватывает. Пенни буквально физически ощущает своё перед ним раболепство, и за последние три года она так к этому и не привыкла.
Сейчас, сидя, стоя, лёжа в этой единственной комнате их весьма убогенькой хижины, просто невозможно себе представить, что когда-то всё было немного иначе. В этом счастливом когда-то Чарли искал встречи с ней, смущался и не отводил свой взгляд, когда их глаза встречались. Пенни очень много смеялась, кружилась вокруг него в лёгком танце прямо посреди магловского Лондона, когда он (незаметно для них обоих) стал встречать её вечерами у Министерства. Они ужинали мороженым и сладостями в кондитерских, Пенелопа поправилась на четыре фунта, и ей было плевать. На стодесятилетний юбилей тётушки Мюриэль Чарли привёл Клируотер в качестве своей девушки, с вежливой улыбкой защитив вырез на спине её платья от нападок именинницы. Они пили шампанское, бесконечно шутили над Перси и были безмерно счастливы. Они никогда не думали о том, что Чарли нужно будет уезжать, не обсуждали это. Жили сегодняшним днём. Вот бы вернуть то время, когда главной заботой Пенни было только то, как бы строгая пожилая волшебница, сдающая ей квартиру, не узнала, что жильцов на её жилплощади стало в два раза больше.
Его командировка, плавно перетёкшая в отпуск, закончилась очень скоро, но в этом не было никакой трагедии. Нервничая, как-то за вечерним приёмом мерло Чарли предложил Пенни поехать с ним, а она не раздумывала ни секунды, − Да я завтра же напишу заявление по собственному! Слушай, а там далеко до магазина? – она была настолько опьянена предвкушением своей грядущей почти семейной жизни, что единственный вопрос, терзавший её, был связан с тем, где она будет покупать продукты, чтобы готовить ему ужин.
Но в Румынии что-то пошло не так.
Здесь, в его стране, на его территории в Чарли что-то поменялось. Постепенно его потребность в Пенелопе, её внимании, её руках, красоте, молодости и ласке свелась к минимуму, и он стал прежним драконоводом-холостяком из вонючего заповедника. Огромные чудища, которых Пенни очень боялась, но никогда об этом не говорила, снова стали безраздельно властвовать в его сердце, а девушка, захваченная в плен нежными чувствами, оказалась кем-то вроде домашнего животного, которое очень преданно и самозабвенно ждёт, когда хозяин вернётся с работы.
Любить кого-то, кто любит вас, — это нарциссизм. Любить кого-то, кто вас не любит, — вот это да, это любовь. (с)
Но самым ужасным во всей этой истории увядших чувств было то, что Пенни не смыслила себя без Чарли. Без него её просто не существовало. Его жестокое, холодное и всепоглощающее равнодушие за эти несколько лет так и не смогло заставить её просто собрать вещи и вернуться в Лондон. Нет. Не видеть его каждый день, не иметь возможности к нему прикасаться, жить в неведении, допускать, что его может сделать счастливым другая…для Пенелопы это было бы хуже бесконечных пыток непростительным заклинанием.
И вот сейчас он близко. Пенни готова с утра до ночи обдавать себя кипятком, лишь бы он так же успокаивал и обнимал её. Она хочет забыть обо всём, что уже наговорила, обвинив в минутной слабости этот треклятый обжигающий суп. Когда Чарли усаживает её на стол, Клируотер охотно подчиняется. Он говорит, что шрама не будет, но ей до этого нет никакого дела. Просто будь рядом, просто заботься обо мне.
‒ Чарли, любимый, ‒ она пытается притянуть его к себе, чтобы поцеловать, чтобы как в романтическом магловском фильме свидетелем проявления их чувств была вся кухонная утварь. Он отзывается и вроде поддаётся, обращаясь к её лицу, но Пенни каждой своей клеточкой чувствует, как он напрягся. Ведь получается, что даже безобидный поцелуй для него является исполнением этого чудовищного «супружеского долга».
Ей хочется кричать. Глаза больше не могут оставаться сухими.
‒ Нет, Чарли, нет, нет, нет, ‒ Пенелопа закрывает лицо руками, ‒ Я должна уехать.

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

потому что ты – богиня,
он – обычный атеист

В его руках вся её жизнь. Интересно, а Чарли это понимает?
Сейчас, жалобно хныкая и прижимаясь изо всех сил к его груди, Пенни готова задохнуться от чувства жалости к самой себе. Нет, жизнь её к такому не готовила. Пенелопа всегда была той звонко смеющейся девушкой из соседнего кабинета, которая каждый день желала коллегам добрейшего утра, а по праздникам приносила в отдел домашнее печенье. Той, кому во время любого торжества неустанно вторили: «Ох, и повезёт же кому-то», в ответ на что мисс Клируотер всегда лишь смущённо улыбалась. Но как-то так получилось, что тому, кому «так повезло», она внезапно стала совсем не нужна. Её будто бы обманули, пообещав долгую и счастливую жизнь с горячо любимым мужчиной. И тем больнее было столько лет спустя оказаться у разбитого корыта.
Чарли гладит свою несостоявшуюся возлюбленную по спине, словно желая этим проявлением дружеской ласки успокоить бурю женской печали. Но этого слишком мало. Перед глазами Пенни, словно диафильмом, возникают картинки их прошедшей совместности, и чем более объективно она старается на это смотреть, тем страшнее становится. Он не помнил ни про какие годовщины, про её день Рождения вспоминал с ощутимым трудом, бесконечно путая семнадцатое с восемнадцатым, ему было почти всё равно, что на ней надето, ибо всё просто «очень красиво». Иногда Чарли забывал предупредить, что остаётся на работе на ночь, и Пенелопа, довольно красочно разрисовав в своём воображении обугленный труп, за полночь в домашних дамских туфлях оказывалась около ограждения заповедника. С ним всегда всё в (относительном) порядке, и он сам поражается тому, что не кинул ей весточку. Наверное, он просто забывает о том, что дома его кто-то ждёт. Ждёт уже четыре года.
- Мне так жаль.
Он утирает её слёзы и говорит, что ему жаль. Жаль? Наверное, впервые в жизни она на него злится.
Пенни говорит ему, что должна уехать. Чарли говорит, что ему жаль.
Жаль чего? Того, что у них ни черта не получилось? Или четырёх лет её жизни? Или того, что в этой проклятой стране он ни секундочки её не любил? Жаль – это не лучшее описание для самого сильного чувства, которые ей довелось испытывать.
Пенни говорит ему, что должна уехать. Чарли не говорит ровным счётом ничего.
Она смотрит на него, не понимая. Неужели он даже ничего не попробует сделать? Не постарается её остановить? Пенни собирается исчезнуть из его жизни, уже завтра её здесь не будет. Постель окажется пустой, холодной и незаправленной, горячий завтрак не прыгнет сам по себе к нему в тарелку, а вечером его никто не встретит с улыбкой, поцелуями и сакральной женской нежностью. Или всё это лишнее, больше ненужное, и Чарли готов так легко с ней попрощаться?
Клируотер резким движением отстраняется мужчины, чью фамилию мечтала носить всё это время. Слёзы предательски катятся вниз по лицу, капая с подбородка прямиком в вырез домашнего платья. Ощущение не из приятных. Её жизнь не из приятных. Пенни слезает со стола и лихорадочно мечется по хижине, разыскивая свою палочку. Загнанный зверёк, угодивший в тупик и отчаянно ищущий выход. Палочка лежит в их кухонном уголке, ровно там, где Пенелопа оставила её до момента лукового происшествия. Наконец-то Пенни её находит.
− Чарли, не подходи, − даже в самом страшном сне она не могла себе представить, что когда-нибудь направит палочку в сторону мужчины своей мечты. Но сейчас ей страшно, и она знает, что, если он предпримет даже робкую попытку задержать её здесь, Пенни поверит и останется. Навсегда.
− Чарли, любимый, я не знаю, что со мной. То ли это момент чудесного просветления, то ли я окончательно схожу с ума, − её колотит дрожь, тело буквально лихорадит, она не перестаёт плакать. А ещё ей очень страшно, − Чарли, мой хороший, − как же, как же, чёрт побери, Пенни хочет, чтобы всё это прекратилось. Или, о, Мерлин, пускай не прекращается, пускай он будет рядом. Сейчас он её обнимет, успокоит, ласково убаюкает, и они уснут крепким сном, позабыв обо всём на утро. Нет, нет, нет! Как же всё бессмысленно! – Чарли, любимый, − она повторяет его имя, словно это какое-то могущественное заклинание, которое способно всё исправить, − Я так больше не могу.
Хлопок.
Пенелопа Клируотер больше здесь не живёт.

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Прошло четыре года, и ничего не изменилось.
В Лондоне по-прежнему дожди.
Темнота, сырость и пронизывающий ветер безраздельно властвовали на территории непримечательного закутка, где был расположен чёрный ход популярного и демократичного магловского паба. Обычно около выхода с чёрной лестницы самозабвенно покуривал стафф, обсуждая цены на съёмное жильё, прихоти посетителей и забавные случаи, произошедшие во время последней разгрузки. Сегодня же паб был забит до отказа, ибо на огромных широкоформатных тв-экранах в ожесточённой схватке бились «Челси» с «Арсеналом», и изнемождённый персонал был слишком занят разливом очередной порции пинт для ненасытных болельщиков, так что о коротком перекуре не могло идти  речи. Закоулок пустовал при свете одного единственного фонаря, было холодно, темно, скучно и беспонтово. Сей унылый пейзаж ни в коем случаем не допускал внезапных появлений не менее унылых пришельцев в женском обличии, однако пейзаж предполагает, а  располагает тут Пенелопа.
Её била дрожь, а частые всхлипы были напоминанием о недавней истерике. Трансгрессируя из одного места в другое, каждое из которых оказывалось всё ближе к конечному пункту назначения, она сумела взять себя в руки и немного успокоиться. Почти четыре года назад, когда Клируотер отчаливала из Англии в поисках личного счастья, в этом самом баре состоялись её импровизированные проводы с одной единственной подругой. Перед самым отъездом Пенни отчего-то решила провести своей младшей соратнице прощальную лекцию по магловедению, избрав в качестве кабинета незамысловатый футбольный паб с тридцатью видами портера. Тут они с Дэвис и расстались.
Умоляю, будь дома, пожалуйста, будь дома. Ради меня, ради всего на свете, пожалуйста, только будь дома. До адреса, откуда приходили последние письма, оставалось всего пару кварталов, Пенни промокла до нитки, а идиотский пушок на домашних туфлях буквально лужу назад окончательно сменил свой цвет с розового на грязно-серый. Волосы липли к  лицу холодными мокрыми прядями, а цветастую тряпочку, некогда бывшую платьем, можно было выжимать. Дэвис, милая, только не подведи меня, Дэвис, детка, только будь дома. Дверь съёмной квартиры не открывается ни после нескольких минут насилия над дверным звонком, ни после отчаянного стука обессилевшими женскими руками. Плакать хочется только больше. Пенни сползает по стенке, утыкается лицом в колени и зарекается ждать. Ждать столько, сколько потребуется.
Смена Дэвис заканчивается через три часа и, слава Мерлину, изъеденная больничной суетой она направляется прямиком к себе в квартиру. К этому времени пожилая соседка успевает обозвать Пенни оборванкой и алкоголичкой и уверить её в том, что вот именно такие девицы и бросают своих детей. Причём тут дети Клируотер вообще не поняла, но к глубокой ночи она не была уверена уже ни в чём, ведь даже палочка отказывалась её слушаться ‒ ни одна из попыток приманить свежеиспеченную выпечку из-за приоткрытой двери не увенчалась успехом.
‒ Привет, ‒ Дэвис не говорит ни слова. Она в мгновение ока чуть ли не запихивает Пенни в квартиру, проводит палочкой по влажному наряду, который сразу же становится сухим и тёплым. Дальше ещё куча манипуляций с внешним видом незваной гостьи, шерстяные носки, горячая вода, какие-то зелья. Пенелопа что-то жуёт, но даже не чувствует вкуса. Хочется ещё. Давай сюда третью кружку чая. Нет, рома не надо. Больше не надо. Хватит, слышишь? Спасибо. Мир играет новыми красками.
‒ Я сбежала от него, Дэвис, ‒ на кухне горит приглушённый свет, Клируотер даже не помнит, когда они в последний раз вот так сидели у кого-то дома, ‒ Я ему совсем не нужна, ‒ Пенни жадно глотает сладкий чай с ромом, ‒ Дэвис, можно я у тебя поживу, пока не устроюсь на работу? Я клянусь, у меня с собой ни кната. Что-то должно лежать в Гринготтсе, но пока я до туда доберусь… ‒ Конечно, Пенни всё можно. Подруга даёт ей одежду, еду и ночлег. Они засыпают на одной кровати, пообещав себе завтра разобраться со всеми бытовыми проблемами. Впервые за долгое время Пенелопа спит рядом с тем, кто не храпит.

В первую очередь Пенни рассчитывала вернуться в Министерство, пускай и на какую-нибудь никчёмную бумажную работу, но отдел кадров отрапортовал не приходить до осени, пока не будет открыт приём в связи с новыми выпускниками Хогвартса. Счёт в банке обрадовал начисленными процентами на не тронутый за четыре года остаток, так что уже через неделю Клируотер присмотрела себе крохотную, но милую съёмную квартирку в Косом переулке, а ещё через семь дней уже съехала от Дэвис. Надо было учиться жить заново. Без него.
По приблизительным подсчётам денег бы хватило месяцев на пять скромной и размеренной жизни, а там уже и можно напроситься в Министерство, однако Пенни так неистово желала занять всё своё свободное время, что была согласна на любую работу, лишь бы поменьше быть наедине с мыслями о прошлом. Она почти месяц обивает пороги всех лавочек в Косом переулке, улыбается хозяевам, жутко стесняется, но спрашивает о работе. Удача улыбается ей в кафе-мороженом, чему Клируотер несказанно рада, ведь это самое волшебное место на самой волшебной улице всего магического Лондона. У неё кружевной передничек, каждое утро она крутит себе кудри, ведь хочет казаться не просто официанткой, а кем-то вроде доброй феи в этом мире замороженного счастья. Она много говорит с посетителями, берёт дополнительные смены, помогает на кухне. Она делает всё, лишь бы только не думать о маленькой хижине рядом с драконоведческим заповедником.

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Отредактировано Persephone Derrick (2018-10-18 21:43:38)

– Дэвис, ты умеешь стирать память? – судя по тому, что бедолага-колдомедик подавилась сырным супом, и он пошёл у неё из носа, она как минимум не ожидала такого вопроса, – Я знаю, что умеешь, – Пенни заботливо протягивает подруге салфетки.
Почему-то Дэвис не остаётся на чай. А потом и дежурства буквально одно за другим. Она порядком подрастеряла дар разговорчивости, но зато приобрела стопроцентную занятость, и на ужин больше не заглядывала.
– Привет, – Дэвис негромко вскрикивает и уже готовится тыкать палочкой в вечернюю незваную гостью, которая терпеливо поджидала хозяйку в её апартаментах, – Мы с тобой обменялись ключами, когда я только сняла квартиру, помнишь? – она помнит. Но всё равно, мать её, что же Пенни тут забыла?! – Дэвис, нам надо поговорить.
Возвращение в Лондон – лучшее из того, что случалось с Пенни, если глядеть на её жизнь трезво и до тошноты рационально. Возвращение в Лондон – худшее из того, что случалось с Пенни, если хотя бы на одно мгновение допустить в голову воспоминания о том, как же, чёрт побери, невероятно крепко она была привязана к одному единственному мужчине из самой ухоженной хижины неподалёку от заповедника. Поселившись в одиночестве, Пенелопа с удивлением открыла для себя, что одну кастрюлю супа можно есть целую неделю, что для омлета хватает всего двух яиц, что, если вечером не доесть что-то вкусненькое, это что-то терпеливо дождётся тебя до утра. Первое время в английских продуктовых она на автомате покупает всю ту еду, которую так старалась умело готовить для него, ведь за четыре года желание угодить ему стало для Клируотер второй натурой. По ночам Пенни мучают кошмары. Засыпать одной – её многолетний страх. В Румынии воспалённое воображение не позволяло ей сомкнуть глаз, пока Чарли не показывался на пороге, но стоило ему только отворить дверь ‒ его силуэт в приглушённом свете коридора действовал на неё лучше самой сильной сонной травы, заботливо заваренной нежными руками Миссис Уизли.
‒ У меня не получается, ‒ крик бессилия, обращённый к одному единственному слушателю. На протяжении нескольких лет в драматическом театре имени Клируотер присутствует ровно один зритель, ‒ Я не драматизирую, я не убегаю от себя и от проблем, умоляю, пойми. Просто в этой проклятой повседневности нет ни единого мгновения, слышишь, ни одной секундочки, когда бы я не думала о той жизни, ‒ в комнате Дэвис до сих пор царит темнота, и отчего-то никто из девушек не спешит разрушать этот полумрак вечернего заговора. Пенни переходит на шёпот, ‒ Я хочу ему написать. Я каждый чёртов день хочу ему написать и спросить, вспоминает ли он меня, ‒ слова Пенелопы наводят ужас на неё саму, но почему-то признаться в своих тайных желаниях подруге гораздо легче, ‒ А я знаю, что он мне ответит, я знаю, Дэвис, он мне соврёт и напишет, что не забыл, и вот тогда я сойду с ума, ‒ еле слышно.
Работа в кафе не помогает. Любая влюблённая пара, занявшая столик в уголке зала, так и кричит: «Пенни, а помнишь, вы с Чарли в Лондоне после работы только и делали, что лопали сладости тут да в «Сладком Королевстве»? Помнишь, какие ты наела себе щёки? Помнишь, какой счастливой ты была?» Лучше бы у меня в груди было не сердце, а шарик мороженого. 
‒ Дэвис, мне страшно, ‒ в комнате по-прежнему темно, но глаза уже привыкли, и Пенни видит, насколько бледна и напряжена её подруга. Практически одними губами, ‒ Дэвис, спаси…
‒ Obliviate.
***
«Дорогая мама!
Спешу сообщить тебе, что я вернулась в Лондон! Пожалуйста, не переживай, у меня всё хорошо. Мы с Чарли решили остаться добрыми друзьями и продолжить жить своими жизнями в разных странах, всё-таки мне тут гораздо комфортнее. Сейчас я пробую устроиться в Министерство. Как у вас дела? Как папа? Целую миллионы раз.»
***
«Дэвис, Дэвис, ты не представляешь! Шлю тебе сову прямо из Министерства! Меня согласны взять в Комитет по выработке объяснений для маглов! Я безумно рада, ведь эта работа кажется мне такой творческой! Я просто буду сидеть на работе и придумывать разные небылицы, чтобы простецы ни о чём не догадывались. Люблю тебя, Дэвис! Я обязательно проставлюсь!»
***
Пенни забыла, как сильно она любила Чарли. Пенни забыла, как сильно Чарли её не любил. Пенни начала новую жизнь, в которой нет места плохим воспоминаниям.

Очередное Рождество захватывает каждый уголочек Косого переулка, и грандиозную праздничную вечеринку может проигнорировать разве что уж совсем отъявленный социофоб. Нарядившись в платье цвета шампанского, Пенни спешит радоваться вместе со всеми, ведь Пенни ‒ часть праздника.

‒ Да, благодарю, мне тоже невероятно нравится Ваш наряд, ‒ Клируотер встречает кучу коллег, все такие счастливые и красивые. В это мгновение ей хочется любить целый мир, и кажется, что ничто не может её расстроить, только если ещё сильнее обрадовать, ‒ Одну секунду, хочу подобраться к пирамиде из бокалов, о, Мерлин, кто придумал поставить шампанское рядом с устрицами? ‒ но она осекается, не доходя до вожделенной выпивки, ‒ Чарли? ‒ Пенни смотрит на рыжеволосого мужчину и не может его узнать. Виной всему совсем не давняя разлука, а до неприличия идущий ему смокинг, ‒ Чарли, ты ли это? ‒ Пенелопа не может перестать улыбаться и кидается его обнимать, ‒ Мерлин, сколько же мы не виделись, Чарли, сколько же времени прошло!

[nick]Penelope Clearwater[/nick][status]ideal[/status][icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Отредактировано Persephone Derrick (2019-02-09 15:48:33)

непокорная моя любовь
любит не меня уже который год

Оказаться в его руках – забытое ощущение. Мозоли на ладонях цепляют волосы или даже слегка царапают нежный кожный покров оголённых плеч. В этот самый момент Чарли и Пенни ближе, чем когда-либо за бесконечно долгие полтора года. В этот самый момент они дальше друг от друга на четыре года удушающе-вежливого безразличия.
– Чарли, дорогой, я никак себе не могла вообразить нашу встречу! – Пенни абсолютно искренне пребывает в восторженном удивлении, она бесконечно рада увидеть некогда любимого человека, с которым они по обоюдному согласию решили расстаться друзьями, – Я безумно, безумно рада тебя видеть! – чистая правда, – Ты потрясающе выглядишь! – ещё одна порция откровений, – Клянусь, у меня просто нет слов! Колись, кто достал для тебя этот смокинг?
Вечеринка, ещё вчера казавшаяся ей чем-то необычайно любопытным, с появлением на горизонте мистера Уизли постепенно отходит на второй план. Музыка кажется слегка приглушённой, коллеги уже не требуют постоянного участия в коллективном веселье. Всё, кажется, поставили, на паузу, и сейчас перед Пенни есть всего один персонаж из позапрошлого сезона её жизни, который неожиданно для зрителей трагически пропал без вести где-то в Румынских горах. Но сейчас с ним вдруг снова продлили контракт! Этот рыжик снова в центре внимания!
— Как ты? Ты в порядке?
Пенни не может перестать улыбаться. Он точно такой же. Такой же трогательный недотёпа, который когда-то встречал её у выхода из Министерства в самый счастливый период её жизни. Ожившее воспоминание, которое так тщательно было укрыто за семью печатями по воле волшебной палочки мисс Дэвис. Чарли как будто отчаянно освободился из плена омута памяти, куда его вероломно поместили, пожелав оградить себя от сердечных страданий. Он здесь не «благодаря». Он здесь и сейчас исключительно «вопреки».
– Я? Да у меня все отлично сложилось после возвращения в Лондон, – Клируотер рада, что не нужно ничего придумывать и хвастливо выгораживать себя, ибо в её словах нет ничего, кроме истины, – Правда, всё очень удачно получилось. Первое время я пожила у подруги, а потом смогла снять крохотную, но уютную квартирку и снова устроиться в Министерство. Конечно, не Отдел Обеспечения Магического Правопорядка, но мне очень нравится. Меня взяли в Комитет по выработке объяснений для маглов, – тут бы не помешал глоток шампанского, но до вожделенного напитка Пенни, имевшая определённую слабость к игристому, так и не дошла, – Конечно, я не чувствую, что я спасаю волшебный мир или вообще как-то участвую в важных спецоперациях, но зато в моей будничной повседневности появилось настоящее творчество! Я такое придумываю для этих маглов, даже представить себе не можешь! Думаю, на пенсии издам книгу своих лучших творений, – она снова хохочет, заставляя окружающих усомниться в собственных умственных способностях.
— Я не писал тебе…
– Давай не будем об этом, – фраза Чарли резко спускает любительницу шампанского с небес на землю, – То, что было между нами, навсегда осталось где-то в румынских горах. В конце концов, я же тоже не написала тебе ни строчки, и знаешь, к своему стыду скажу, что даже никогда об этом не думала, – ибо зачем вспоминать о внушительной стопке пергаментов, где через строчку чернила размыты следами от слёз? Зачем помнить о том, что навсегда похоронено в камине той самой единственной подруги?
Christmas party становится максимально заблюренной в сознании Пенни. Здесь и сейчас ей неимоверно хочется побыть наедине и самозабвенно похихикать со своим старым другом, а посему, она заговорщицки наклоняется к уху мистера Уизли, – Рядом со мной нет никого, кого было бы нельзя сменить вместе с этим нарядом, – слабоумие и самоуверенность! – Кстати, я шла сюда не только для встречи с тобой, но ещё и для вероломного нападения на горку шампанского, – Пенелопа тыкает накрашенным ногтем в сторону заманчивой конструкции, – Если у тебя нет других дел, составишь мне компанию этим вечером?
Женщина должна сидеть дома и варить борщ, а не делать первый шаг в ёбаный пиздец.

[nick]Penelope Clearwater[/nick]
[status]ideal[/status]
[icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

В календаре преднамеренно спутались числа.
В том, что всё это случилось –
Я не со зла.

Их истории никогда не существовало, но вот она начиналась вновь. Одного полушага, полуслова, полунамёка Чарли с лихвой хватает, чтобы снова затянуть их в опасный водоворот чувств, где один точно будет в роли утопающего. Когда он предлагает сбежать с вечеринки, Клируотер не раздумывает ни секунды. Пенни – громкий смех, отсутствие проблем и пузырьки шампанского. Пенни – преданность приласканной дворняги. Пенни – шестнадцатилетняя девочка, готовая сбежать вместе с мальчиком, который ей очень нравится.
Вечерний Лондон встречает их лёгким морозом и пушистым снегом. Чарли и Пенни наполняют смехом каждый закоулок, который оказывается у них на пути. Пожилая дама явно неодобрительно качает головой, когда Пенелопа в самом верхнем регистре своего голоса громко канючит: «Ну, расскажи, ну, расскажи ещё раз, как хвосторога пукнула облаком из пепла!». Они по очереди пародируют Перси, вспоминают упрямую застёжку розового лифчика и то, как Пенни разок при трансгрессии перепутала комнату Чарли с комнатой Рона, – Ещё бы чуть-чуть, у на моём счету был бы ещё один Уизли. Они похожи на старых друзей, которым нечего делить и нечего предъявлять друг другу. Клируотер чувствует такое искреннее счастье и невероятную свободу, что, кажется, если распахнуть свои объятия, в них уместится весь мир. И Чарли тоже.
Он останавливается. Руки в карманах. Мерлин, только не предлагай разойтись по домам. Не замёрзла? Пенни улыбается и мотает головой. Разбитое сердце сбежавшей нелюбимой девушки тут бы давно окоченело, но вот что-то горящее в груди доброго друга, бывшей любовницы самоотверженно греет изнутри. Что дальше? Только не отступай, только не отступай.
– А ты?
На мгновение, на самое страшное в мире мгновение ей показалось, что он думает попрощаться. Инстинктивно хотелось крепко схватить Уизли за руку и просто не отпускать: «Мне с тобой сейчас так хорошо, ты просто не может никуда убежать!». Но Чарли так улыбается и, кажется, совсем не собирается никуда деваться. Он здесь, такой близкий и знакомый. Родной. Пенни делает шаг и подходит к нему вплотную. Она видит, как на шерстяное пальто падают редкие снежинки и спустя несколько секунд превращаются в капельки воды. Клируотер же уже давно растаяла. Бессовестно, бесчестно, бесчеловечно, беспринципно и бесстыдно она целует его. Ловушка захлопнулась.
–  Кажется, у меня на губе был драконолог. А, нет, сейчас уже отлепился, – в его глазах нет непонимания, нет ни единого вопроса. Он всё ещё рядом и держит её только крепче, – Как насчёт чашки горячего чая у меня на кухне?
Хлопок трансгрессии, и переулок невинен, как и прежде.
Карты легли на такую наклонную плоскость,
Что мне удержаться не просто
На тормозах.
Эвфемистический чай (читай прекрасная коллекция лютневой музыки шестнадцатого века) ведёт их не на кухню, а сразу в спальню. Всё кажется таким лёгким и естественным, что Пенни ни секунды не сомневается в правильности происходящего. Этот Рождественский вечер был нужен для того, чтобы дать им встретиться. Эта вечеринка – их второй шанс, который нельзя было упустить. Чарли – не случайный гость в её постели, это судьба, это единственно верное решение всех её любовных уравнений. Все последние полтора года она шла к этой чёртовой горке из бокалов. Он тут на своём месте. А место Пенелопы рядом с ним.
Чарли быстро засыпает. Хлипкая полуторная кровать никак не рассчитана на них двоих, предательски скрипит при малейшем намёке на ворочание и вообще прогнулась под натиском их счастливых тел. Пенни умудряется устроиться на его груди так, чтобы в идеальной пропорции сочетались удобство и картинная романтичность совместного сна мужчины и женщины. Она знает, что утром нужно будет бежать за беконом для завтрака, потому что вряд ли булочка с йогуртом утолят аппетит её богатыря. Её Чарли. Теперь у них всё будет иначе, и больше они не потеряют ни одной чёртовой минуты. Это слишком дорого.

[nick]Penelope Clearwater[/nick]
[status]ideal[/status]
[icon]https://c.radikal.ru/c39/1801/17/41839334b10e.jpg[/icon]

Отредактировано Persephone Derrick (2020-05-03 18:32:24)