Я не совсем уверена, что мне повезло быть рождённой под фамилией Пьюси. Правда, многие и многие уверяют совершенно обратное. Хотя, они же потом интересуются, а не было ли в моей родословной вейлы, уж больно я красива. Вообще, если так подумать, то я считаю, что моё рождение — ошибка. Я слишком не подхожу этому миру. Он для меня слишком уродлив и скучен, а я для него слишком красива и свободолюбива. Но не будь я такой, то не сидела бы сейчас в салоне, запрокинув ногу на ногу.

Моя жизнь была больше похожа на жизнь птички в золотой клетке. С виду красиво, пышно, празднично, наверное даже, счастливо, но на деле крылья то и дело застревали между решетками, ломались, кровоточили, сердце покрывалось шрамами, тело покрывалось синяками, что не сойдут уже никогда. И как только мне выпала возможность наконец избавиться от дорогой клетки, я немедленно ею воспользовалась, упорхнув быстро и стремительно, оставляя от себя только копну не самых приятных воспоминаний.

Знаете, нет, мне не повезло родиться Пьюси. Быть мной — ответственность. Непосильная ноша. Утомительное занятие. Мне всегда надо держать марку. Всегда надо соответствовать статусу. Мне даже дышать надо только так, как пописано в дурацких правилах этикета. И, пожалуй, не будь я так своенравна и упряма, то мне бы пришлось тухнуть в драгоценной клетке до самой смерти в глубокой старости. Но, слава Богу, я не страдаю робостью, как другие представительницы "высшего общества". Слава Богу во мне так сильна страсть к жизни, что я просто не позволила ломать себя дальше. Слава Богу, что сейчас я на свободе.

И теперь я могу делать, что хочу. Даже набить себе татуировку на белоснежной коленке.

— Ты уверена? Может, не стоит? — Спрашивает она, не скрывая своей тревоги от меня. Переживает. Видимо боится, что я совершаю какую-то глупость. Думает, что мне быстро разонравится, и я не смогу вернуть все обратно. Волнуется, что я непременно подхвачу какую-нибудь заразу... Хотя, пожалуй, нет — об этом она не тревожится. Если я подхвачу СПИД, то она пожертвует и себя, чтобы мы погибли в один день.

— Успокойся. — Отстранённо успокаиваю её я, изучая витрину в неоновом свете, что обвешена всевозможными рисунками: драконы, фестралы, гномы, гоблины, змеи, цветы и даже безвкусные бабочки. — Я впервые оказалась на свободе. Позволь хоть ты мне наконец распоряжаться своей жизнью так, как хочу я. Ко всему прочему, это будет весело! Я крепче сжимаю её руку, краем глаза улавливая, как её щеки наливаются румянцем, а дыхание учащается. Она смотрит на меня таким восхищённым, странным взглядом. Как все они. Все они смотрят на меня так. Ещё никто и никогда не смог устоять передо мной. Хотя, я и не просила. Мне нравится. Приятно ощущать себя божеством.

— Как скажешь. Я буду держать тебя за руку. — Видите? Мне даже не пришлось уговаривать её. Она быстро сломалась. А все ради того, чтобы я сейчас улыбнулась ей широко-широко, рассмеялась и подарила короткий, лёгкий поцелуй в губы. Все лишь ради моего мимолётного расположения. Все ради мнимого чувства нужности. А мне несложно, кстати, давать им то, чего они от меня хотят. Мне не сложно дарить им свою любовь. Мне не сложно делать их счастливыми. Я ведь прошу очень мало взамен — во всем со мной соглашаться и восхищаться мной.

Я открываю дверь салона, захожу сама, а затем тяну её за собой. Играет какая-то маггловская музыка, которую мой утонченный слух не просто не привык слышать, он просто отказывается её воспринимать. В салоне царит полумрак. Единственные источники света — неоновые лампы и вывески различных цветов. И как только можно работать в таких условиях? Вокруг ни души. Только одинокий длинноволосый парень, сидящий на крутящемся стуле, внимательно изучающий какие-то фотографии. Он даже не глядит на нас. Не глядит на меня.

Укол обиды пронзает моё сердечко. Ещё никто и никогда не пренебрегал моим присутвием так нагло и так жестоко. Неужели так можно? Я усаживаюсь на кушетку, рядом с парнем. Улыбаюсь. Смотрю на него исподлобья, слегка нахмурив брови. Буквально сверлю его своим взглядом темно-голубых глаз, надеясь, что смогу привлечь его внимание. Руки сложены на груди, ноги скрещены. Я готова. Полностью. Смотри!

— Бей! — Повиливаю я. Не прошу, а именно повиливаю. Рискую получить за такое обращение в глаз, прекрасно это понимаю. Но не боюсь. Мало того, я даже жду, как они вспыхнут, словно политые бензином дрова. Я готова подлить туда ещё. Больше. Огонь жарче. Больнее. Свободнее.

— Что бить? — Спрашивает он угрюмо. Даже не глядит в мою сторону. Обидно. А вот она я — шелковом платье на тоненьких бретельках, таком сливочном, если его потрогать. Вот она я — такая красивая, что меня хочется либо любить, либо убить, либо с силой взять. Вот она я — необромленный алмаз, что ярко сияет в свете неоновых ламп, разрушающих темноту салона. Вот она я, а он даже не глядит на меня. Все глядят, а он нет. Даже она, та, что кажется готова за меня убить, Родину продать, смотрит на меня так, как верующие смотрят на образ Марии с младенцем на руках. Кажется, она готова сама набить мне эту дурацкую татуировку, лишь бы не заставлять моё высочество ждать.

— Дейзи. — Отвечаю я. — Набей мне имя «Дейзи». Я гордо поднимаю голову, расправляю плечи, убираю это дурацкое устрашающее выражение с моего лица и улыбаюсь ещё шире, даже не подозревая, что мои грезы разобьются, как Титаник об айсберг.

— Какая ещё нахер Дейзи?

Он наконец поднимает на меня свой взгляд. И это похоже на то, как два спутника в космосе, оказавшись на одной орбите, медленно приближаются друг к другу для того, чтобы погибнуть в столкновении. Маленькая катастрофа. Какая-то струна в душе порвалась, выдав фальшивый аккорд. Но он хотя бы теперь смотрит на меня. Правда, в его взгляде нет и капли того, что есть в её взгляде, что есть во взгляде всех тех, что окружают меня.

Это катастрофа. Мой спутник только что на полной скорости столкнулся с его спутником, разлетевшись на маленькие-маленькие осколки.