Фрэнк делает глоток за глотком из кружки, между делом думая, казенная или нет, раньше внимание не обращал, а у них дома буквально перед началом учебного года Алиса разбила свою любимую, и только махнула рукой - уже нет смысла, она вернётся только зимой. Они все сделают это, а пока мама одна коротает дни и ночи в квартире над "Дырявым котлом", находя утешение в том, чтобы заниматься управлением баром-гостиницей. Люди ведь - волшебники ли, магглы - бывают совершенно разные, и за обоими, так сказать, видами, нужен глаз да глаз. С началом учёбы все бытовые проблемы уходят на второй план, детей-подростков затягивает местный круговорот, и Хогвартс на ближайшие девять месяцев, не считая каникул, становится их домом. Вот только Фрэнк раз за разом возвращается к тому, что этой весной он покинет свой такой вот дом, Алиса останется на год, а папа... Сердце разрывалось от того, что Хогвартсу нужен хороший преподаватель Травологии, и Фрэн искренне был уверен, что его отец как раз входит в эту категорию, но с другой стороны - хотелось иногда почти умолять отца вернуться, и быть больше с ними, чем так далеко. Иногда в голову приходили тёмные мысли о том, что, может быть, Лонгботтом-старший возьмёт и сам вдруг решит уволиться с чего-нибудь, но такие размышления Фрэн тут же отгонял, потому что ну не дело этого. Нельзя забирать у отца то, что приносит ему удовольствие. В смысле, забрать он в любом случае не в силах, но хотя бы пытаться не стоит. Это - его дом в два раза больше, чем его сына, потому что весной Фрэнк упорхнет отсюда и больше никогда не вернется, если только не подкинет очередной сюрприз судьба. Можно было бы в крайнем случае вернуться, стать одним из практикантов любимой ими обоими науки - можно, но только если не получится в ММ. Фрэн поставил себе чуть более глобальную цель, и это является, помимо геройских убеждений, самым главным фактом, по которому нельзя даже думать о том, чтобы просить отца бросить всё - из отчего дома Фрэнк упорхнет так же, как и из Хогвартса. Они оба сделают это, он и Алиса, юные птенцы покинут гнездо. Сравнивать себя и сестру с птицами нравится хотя бы из-за того, что крылатый его патронус, да и Элис недалеко ушла, и так звучит куда величественнее, чем... Патронус отца - тоже птица, куда более красивая и мирная, чем сыновий коршун, но если собрать всех Лонгботтомов, вместе взятых, кроме Августы, разве что, эта старая леди, являющаяся их бабушкой, словно выкована из железа, то - кто они? Какие-нибудь пингвинчики. Вроде тоже птички, но крайне неуклюжие, когда дело не касается их стихии. Это было забавно до того, что Фрэнк чуть не подавился настоем, и закашлялся, давя тихий смех. Отец - там, за дверью, вышел, потому что его попросил кто-то из других преподавателей. Трудно, наверное, совмещать в себе сразу должность учителя и декана, но кто справится с трудностями лучше, чем Лонгботтомы? Это Невилл научил сына быть сильным и уметь справляться, показал на своём примере. На лицо спадает чёлка, и Фрэн думает в который раз за день о том, что на выходные бы выбраться в Хогсмид и постричься, но каждый он забывает. Ещё одна фамильная черта, или попросту недосып? Травы, что ему дал отец, успокаивают. Кто-то уже успел пожаловаться Невиллу, что сын его заснул на Истории Магии, да как не стыдно-то, и пришлось рассказать, что Фрэнка уже с неделю мучают кошмары. Близится зачёт по Зельеварению, и проводить его будет, скорее всего, практикант, Роберт Кэрроу. Отец рассказывал ему о Кэрроу, о других, конечно, и о жестком, почти тюремном режиме, который царил в этом время в Хогвартсе. Фрэнк верил ему - и одновременно не мог представить подобное в этой старой-доброй школе, где ему уже знаком, кажется, каждый камень. А этот практикант - какой-то там их родственник, конечно, и не то что его самого там не было во времена хаоса, тогда и мать его была просто ученицей. Однако после тех рассказов на уроках Зельеварения некое беспокойство Фрэнки всё же испытывал.
А ещё, если уж говорить о беспокойстве, и хорошенько пошкрябать в своей душе, то за дежурными "У меня всё чудесно" и "Другим хуже" можно случайно обнаружить там смятение, вызванное тем, что отец поймал своего сына с поличным за нарушением правил. Притом не одного, а с...с его девушкой. Ситуация была неловкой, куда ни посмотри, во-первых, какое-то кумовство наоборот, когда отец снимает баллы с факультета родному сыну, а во-вторых, сам тот факт, что он тогда был с Гринадин, и они занимались тем, чем обычно тайком могут заниматься влюбленные подростки после объявления отбоя. Ничего серьёзного - но, кажется, что Лонгботтом-старший, что младший, пережили тогда шок, и были рады тому, что тяжелый разговор, который по идее мог бы состояться после подобного, был по обоюдному согласию перенесен. На каникулы и время, когда Лонгботтомы вернутся домой. Отец явно был не тем человеком, уж не в обиду ему, с кем было бы ловко говорить о чувствах и том, что из чувств иногда выливается. Нет уж, такие разговоры доставались маме, какой-то более продуманной в этом плане, что ли. Может быть, дело было в том, что она прожила свою жизнь в прямой близости от "Дырявого котла", а ведь все эти бары и пьяные разговоры в них... Кхм. В общем, какой-то налёт неловкости в отношениях отца и сына остался, особенно если учитывать то, что это - первая более-менее длительная их встреча с того злополучного вечера, да и то, была прервана самым варварским способом. В общем, Фрэнк так глубоко задумался обо всём этом, что когда дверь распахнулась, и в дверь вошёл отец, то парнишка вздрогнул и закашлялся, подавившись, и тут же начиная смеяться одновременно - он может делать вид, что он максимально крут и ловок и вообще молодец, может обмануть этим кого угодно, даже себя - но не своего отца. Фрэнк Лонгботтом - это маленькая катастрофа, запертая в несколько тщедушном теле. Откашлявшись, а затем отсмеявшись, он уселся поудобнее, забираясь на стул с ногами. Если больше никто их не прервет - разговор может предстоять долгий. Отцу и сыну всегда найдётся повод для разговора, особенно таким.
- Пап, всё в порядке? - Спрашивает, чуть склонив голову, а ведь отец может задать ему тот же вопрос - и, к сожалению, если и получить правду, то не всю.

Отредактировано Frank Longbottom (2018-03-11 22:12:03)

- Слишком богатая фантазия? - Фрэнк переспрашивает с удивлением, вскидывая брови, и тратит несколько секунд на то, чтобы попытаться вспомнить, каким сам был на четвертом курсе. Всего несколько лет назад - и одновременно словно целую жизнь. Тогда он был куда слабее, куда мнительнее, и еще много всяких "куда", потому что вообще-то Лонгботтом-младший старается тратить на совершенствование себя каждый новый миг. Он, правда, уже начал периодически забывать, зачем, перед кем словно пытается пустить пыль в глаза и выглядеть лучше. Ответ находится при взгляде в зеркало, даже не то, что отражает истинные желания, а самое обычное. И хорошо, что при этом Фрэнку есть, куда деваться, что он знает, что близкие люди примут его любым, они любят его просто за то, что он есть, за то, что он - их сын, брат, правнук, друг и так далее. И именно поэтому мальчишка хочет отдавать им всё, что только может, чтобы отплатить за эту любовь. Ему нужно быть лучше, чтобы они гордились им, не пожалели о своём доверии. Именно поэтому несколько лет назад, помешивая чаинки, раскидывая карты и делая ещё кучу странных, порою забавных, а порою откровенно глупых вещей, "Лонгбатон" зацикливался больше всего на себе самом и на близких. Его ни мучили ни эротические сны, ни предсказания собственной смерти - всё было куда туманнее и беспокойнее. Хорошо, что Прорицания давно отошли за топ-пять самых важных вещей в его жизни. А вот тот же отец остался там, на самом-самом первом, со всей остальной семьей, и сначала Фрэнк сощурился, пытаясь представить, какая там может быть фантазия. А потом мысли его коснулись Грин, и Лонгботтом-младший, у которого покраснели от самого преддверия собственных фантазий кончики ушей, не успев перейти эту грань (не при родном отце же!), мотнул головой и заулыбался почти виновато:
- Кажется, я даже знаю, про кого ты именно. Но такое бывает, всё-таки, у них сейчас буйство природы проявляется. - А у самого Фрэнка "буйства природы" будто бы и не было. Он с кем-то ходил за ручку, было что-то еще, но самые робкие и серьезные отношения переживает сейчас, и так легко попался. Дети быстро взрослеют, что поделать. Фрэнку семнадцать, он уже совершеннолетний волшебник, и кроме нарушения режима ему, в любом случае, предъявить нечего. Да, определенно, дети быстро взрослеют, но Фрэнк не хочет, чтобы отец переживал за то, что его сын слишком быстро повзрослел, и поэтому отдалится. Это не так, и больше всего на свете ему хочется делиться с отцом обо всём происходящим, но невольно выходит так, что появляется всё больше вещей, которые он оставляет за зубами, взволнованно проводя по ним языком, и это даже не касается Гринадин. Просто... Замирает на устах, так и не родившись, вопрос о том, а стал ли сам Невилл в своё время рассказывать своему отцу, будь тот жив, о происходящем в школе. Но это бесчеловечно дважды, Фрэнк носит имя своего деда, и он видит иногда в глазах отца эту боль, когда они навещают могилы его родителей на соответствующие праздники, поэтому никогда не посмеет спросить нечто подобное. Но всё равно - не может найти, обо что самому опереться, и поэтому молчит. К чему сеять панику? Невилл Лонгботтом - не только его отец, он никогда не был, к сожалению или к счастью, только его отцом, Невилл несет чертовски большую ответственность не только за Фрэнка, но вообще за весь Гриффиндор, как его декан, и за весь Хогвартс - как один из преподавателей. Если он узнает, то наверняка поднимет шум, даже если поймет, что это будет означать для них всех. Детские игры тех, кто постепенно перестает быть детьми. Сейчас они все - будущие мастера своего дела, и дело это может быть весьма и весьма опасным, давать больше власти и сил. Даже сам Невилл - те якобы "детские" времена, когда он был в Отряде Дамблдора, давно прошли, но разве не выжжен на его сердце до сих пор отпечаток? Разве не ринется он в бой, если вражда выйдет на новый уровень?.. Быть может, знай они хотя бы своего врага в лицо, он бы и рассказал. Наступил бы на горло своему мальчишески-смелому "Мы справимся сами", и пускай стал бы крысой среди своих же, но закончил бы войну ещё до её начала - или стал бы виной тому, что всё куда реже выйдет на новый уровень? Всё так неопределенно. Под ногами словно зыбучие пески, и один неверный шаг - и ты провалишься. Фрэнк смотрит на отца спокойно, ожидая его уточнения, а потом осторожно решает, что вот эту мысль он все же выразить может, и, подбирая слова, словно бредя по минному полю, произносит:
- Иногда мне кажется, что меня затягивают зыбучие пески, па. Взрослеть - это всегда так трудно? - Смотрит на отца умильно и с надеждой одновременно, потому что Невилл там точно плавал, он знает, отец не похож на тех взрослых, что забывают, что когда-то являлись детьми сами, и только и могут, что ворчать на то, что вот в их время трава была зеленее. Могло не остаться даже того поля, где росла эта более зеленая трава, но возрастные процессы за разом раз проходятся одинаково, тем более в пределах одного конкретного рода, и опираясь на это, действительно будто хватаясь за гибкую ветвь с той стороны, где кончается этот песок, Фрэнк доверяется своему отцу, отвечая ему сейчас максимально искренне, на грани возможного, быть может, несколько наивно считая, что они с отцом не просто обладают связью кровной, но что они ещё и друзья. А говорит ли Невилл ему о своих проблемах? Фрэнк старается не акцентировать на этом внимание, потому что есть вещи, которые он не поймет в силу возраста, и потому, что время - их главный враг, и Лонгботтом-младший не сможет оценить по достоинству зеленость той самой травы. Но вообще - да, наверное, отец тоже с ним делится. Кто поймет Лонгботтома так же хорошо, как другой Лонгботтом?
- У нас на носу экзамены, и после них нужно будет идти дальше... Ты же знаешь, я страшно хочу стать невыразимцем, но это так сложно и страшно. - Говорит ведь честно, о том, что его волнует, но это - подмена понятия большего зла на меньшее. Да, Фрэнк действительно переживает за своё будущее и очень старается для этого, он ответственный и серьёзный мальчик, но если честно, он не знает даже того, что случится даже до этого момента. Надо будет потом зайти к Мансфилду и попросить погадать. Они с тем же Эриком служат одной стороне, пусть её действительно назовут "добром", а зло у них общее, и оно... Оно внутри них самих. Оно пока не опознано.

Наверное, в этом между ними и разница. Невиллу пришлось взрослеть нехотя, никто не ставил его перед выбором, жизнь просто пнула его вперед и дала по зубам - на, иди, если не хочешь, чтобы тебя смело следующим. И он пришёл в итоге - вот к этому. Если сравнивать, то сейчас в Хогвартсе всё равно намного лучше обстановка, чем тогда, все они - просто перебесившиеся от скуки дети, которых, быть может, и колбасит так от слишком широко выбора, что делать и по какой дороге идти. Отец пришёл к тому, что у него есть работа, Фрэнк верит, что любимая, хотя и представляет, как это бывает тяжело, а ещё у него есть дети и жена, и Фрэнк знает, что они тоже любимые, и разве это сейчас - не тот бальзам на душу, который они могли получить? Не у всех подобное имеется. Чуткий Фрэнк знает, что ради Джеймса и его брата с сестрой развелись, и очень осторожно предполагает, что подобный исход ждет, может, в итоге и родителей Фреда, хотя бы от общения с ним самим и таким доверчивым Луи, у родителей Хью тоже не всегда всё гладко. Да, такое бывает, что людям, что выбрали друг друга в пару, становится друг с другом тяжело, и совершенно неважно, по каким причинам - это их дело. Просто если честно, Фрэнки очень счастлив, что его семье это не грозит, потому что как ему кажется, по отношениям между его родителями можно писать целые книги. Любовь. Он хочет, чтобы у него с Гринадин было именно так, хочет поделиться с ней своей болью и впитать её, хочет не просто встречаться с ней, хотя и понимает, что это пока ещё - юношеский максимализм, и если поторопиться сейчас - они тоже могут прийти к разводу. Или к чему-нибудь ещё хуже, поэтому не стоит забегать вперёд. И сейчас на первых полосах в новостях дня, не тех, что выходят в свет под чутким руководством Эрика Мансфилда, но тех, что обсуждаются и при нём тоже, ведь мы все одна большая семья, совсем другие вещи. Ко всеобщему сожалению, потому что Фрэнк действительно не сможет понять тех, кто обрадуется подобному состоянию вещей, это для него похоже на какой-то душевный недуг. Даже если война идёт партизанская, и без открытого боя, кто знает, что будет, когда они закончат Хогг и выйдут на новый уровень, где никто уже не будет следить за тем, применяют ли они магию вне Хогвартса? Лучше перестраховаться и побыть параноиком - но собирать силы на противостояние в будущем, если оно предстоит. Сейчас Фрэнку, на практике не видевшему ничего больше и злее, и слава Мерлину, кажется, что происходят самые масштабные действия в его жизни. Он отдаётся им почти целиком - но думает и о других.
Думает с горечью о том, что ему приходится быть вежливо-обходительным с собственным отцом. С самым дорогим человеком на свете, без обреченности, но практически с облегчением Фрэнк понимает, что нашёл своего идола в отце, и это действительно куда лучше, чем по зелёности лет находить их в мировых звёздах, в чужих людях, которые могут оскорбить и даже морально уничтожить, просто ощутив эту степень к ним доверия и восхищения. А Невилл за них с Алисой умрёт. Фрэнки знает это, и поэтому он ещё сильнее радуется тому, что отец не за, но для них живёт и является просто таким, какой есть, что он не испортился, морально иссох и загнался, папа являет собой образец достойного, доброго и мудрого человека. Ну, а какому ещё быть деканом гриффиндора? А какому ещё взять в руки гриффиндоров меч, вспоминает Фрэнк из рассказов, от отца и всяких прочих людей. Как же хочется, как в детстве, спасаясь от кошмаров, броситься отцу на шею, и рассказать ему обо всём, что тревожит, плакаться - во всяком случае, пока не придут мама или Алиса. Фрэнк - мужик, он должен быть сильным и храбрым. Ему не кажется слишком уж сексистским это выражение, потому что девушки - они...ну, они похожи на сказочных созданий, невероятно чутких и нежных, хотя в иных случаях являющихся даже сильнее мужчин. В общем, скулить при них негоже, но сейчас негоже это делать вообще, даже наедине с отцом. Соблазн, признаться, велик - папа быстро во всём разберется, если происходящее - действительно попытки поиграть во взрослых. Но если за детьми стоят другие взрослые? Если это будет означать начало новой, уже самой настоящей войны, что умоет их  всех в крови?.. Мерлин, только бы не. Но не только поэтому Лонгботтом-младший не осмелится, он ведь гордится своим отцом так сильно, и тот через свои трудности прошел сам, не прибегая к помощи взрослых, наоборот, первое время терзаемый моральными нападками бабули Августы, слишком уж боевой даже сейчас. Фрэнк любит прабабушку, и воспоминание о ней заставляет его мимолетно улыбнуться в чашку. Августа стала гордиться Невиллом, когда он показал, что стал настоящим мужчиной - раньше, чем стоило бы - и она гордится Фрэнки, потому что он стал таким, каким стал, сам, без особых причин. И вот теперь пришло время собирать камни, эти причины заслужить.
Его сердце разрывается, когда Невилл, принимая правила этой игры с сыном, говорит о том, что Фрэнк всегда может обратиться к ним за помощью. О, конечно, он знает, что может. И он знает, что отец сейчас смотрит на него, хотя сам Фрэнк отвел взгляд, смотря в недопитый чай в чашке, и наверное, это - то единственное, что даёт ему выиграть это сражение. На какое-то мгновение взгляд Фрэнка, слегка затуманенный не самыми лёгкими думами, обретает совсем не детскую решимость, более подходящую, допустим, самому Невиллу, а затем он с нею же поднимает чашку и делает глоток - только теперь, опустив её, встречаясь с отцом взглядом, уже открытым и чистым, как ему свойственно.
- Спасибо за поддержку, пап. - Улыбается искренне, веря, что отец действительно верит в него. И добавляет, и сам не зная, закидывает удочку или просто бередит воду: - Кстати, насчет Отдела Тайн. Я на днях виделся с тётей Эмили, кузиной Чар...Кузиной твоего практиканта, и я твердо, пусть и наивно, наверное, сообщил ей, что хочу идти в невыразимцы, она -
ты же знаешь, она весёлая и энергичная обычно - посмотрела на меня как-то странно, и сказала что-то вроде "Дай Мерлин, чтобы ты попал не конкретно к нам в штаб". Ты что-нибудь знаешь об этом? - Фрэнк не знает, что Невилл тоже не знает, потому что Эмили Олридж, какой бы она ни была "веселой и энергичной обычно", скорее откусит и съест собственный язык, чем расскажет о происходящем на её новой работе, и дело тут даже не во всяких обетах. Однако юношеский ум, хоть и пытлив, ровно также и подвижен, поэтому мысли несут мальчишку дальше, и он задаёт следующий вопрос, один из тех, которые никогда не решался задать до сих пор, хотя безусловно, его интересовало не только то, "что" происходило во время учебы Невилла, но и "как" оно было лично для него. А сейчас мысль соскальзывает с кончика языка, совершенно непрошенная, но заводящая сына и отца совершенно в другую степь:
- Как ты себя ощущал, когда оказалось, что больше некому, кроме тебя, становиться кем-то вроде нового главы Отряда Дамблдора? Раз уж мы заговорили о советах и помощи. - Он осекается, но не сходит с выбранной тропы. - Я не хочу, чтобы ты подумал что-то не то, и не могу сравнивать, но например, председатель клуба Травологии - я. И когда происходит что-то не то, то все шишки валятся на меня. "НутыжеЛонгботтом!". - Фрэнк улыбается, хотя и одновременно хмурится, вспоминая слова одного из своих знакомых. И он снова отцу не лжет - учтиво обходит границы правды, и если Невилл сейчас что-то заподозрит и прижмет его к стенке - солгать ему в лицо Лонгботтом-младший не сможет, но он готов молить Мерлина и маггловского господа о том, чтобы Невилл сжалился, отвлекся или хоть что-нибудь ещё - но не делал этого. - А у тебя ответственность удесятирялась. А ведь ты был как я! В смысле, не всезнающий мужчина в самом расцвете сил и горой опыта за плечами, а просто...подросток, и... Кто знает, что будет дальше, и кругом могут быть враги - ты знал, что, например, часть слизеринцев не любит Травологию? Хотя, по отметкам видно. Я слышу, как они говорят, что она не нужна. Дураки. - Выдыхает это "дураки", размышляя о том, что проведи Невилл сейчас аналогию, и подставь он вместо "Травология" фразу типа "те устои, что ты защищал" - он бы всё понял даже без того, чтобы устраивать допрос сыну. А ещё кажется весьма заманчивой и подходящей для долгих мыслей на этот счёт в одиночестве идея о том, как было бы, если бы время обратилось вдруг вспять, и Невилл Лонгботтом возраста, который сейчас у Фрэнка, встретился с самим Фрэнком. Понравился бы ему Фрэнк, или Невилл бы счел ему слишком... Слишком каким? Вычурным? Серьёзным? Фрэнки был не лучшего мнения о себе - хотя и не худшего.

Отредактировано Frank Longbottom (2018-06-10 14:09:08)

- Папа. - Фрэнк выдыхает почти невпопад, со всей гаммой чувств, на которые способен. Здесь столько любви, и боли от того, что нельзя сказать правду, и отчаяния, что навалилось вдруг на хрупкие юношеские плечи целой горой, и будто вот-вот раздавит его, и восторга, и почти удивления, и... Юноша отодвигает чашку и протягивает руку почти робко, беря отца за руку. У Лонгботтома-младшего ладони нежнее, мягче, хотя и далеки до "женских". Просто он почему-то всё ещё похож на белоручку, хотя как и все, нахватывается рабочих мозолей на том же квиддичном поле, особенно от биты. Они заживают на нем, как на собаке, как и любые другие внешние повреждения, а внутренних у него и не было-то ещё. Фрэнк живёт в Хогвартсе, как в колпаке - или, по крайней мере, жил до сих пор. Он не знает, что ждет его впереди - и потому так этого жаждет, не желая делиться грядущим сейчас даже с отцом, которому кроме этой маленькой части отдал бы всего себя.
- Я люблю тебя, пап. - И убирает ладонь, улыбаясь, и давит желание прямо сейчас перевернуть чашку с чаем, чтобы посмотреть, о чем расскажут чайные листы, приоткроют ли маленькое окошко в будущее, подскажут ли, как ему жить дальше, и что делать в этой безумно сложной для ласкового и верящего своим родителям добропорядочного подростка? Иногда ему практически хочется, чтобы власть отца была над ним не так сильна, хотя и сам же принимает её добровольно. Может быть, или даже, скорее всего, вместе со всеми данными на генетическом уровне, что достались ему еще до рождения от, кхм, животворящего отцовского семени - о, Фрэнк давно знает, как появляются дети, ему эти знания нужны, в теории, хотя бы для того, чтобы в ближайшее время не наделать случайно нежеланных своих собственных, потому что возможно, они с Гринадин... в общем, знания полезные, в любом случае, так вот, помимо того, что передал ему отец, он случайно, кажется, передал ему всю свою ту любовь, которую так и не смог высказать сам своим родителям. Фрэнки не может себе представить, как Невилл вынес это, как он не сошел с ума, потому что сам Фрэнк бы сошел, он любит своих родителей куда больше, чем себя, и в них видит свой смысл, хотя это и не доходит, конечно, до клинических планок. Просто он действительно любит отца так сильно, и держать от него тайны, и оставлять его, уходя в Отдел Тайн - это как уйти на фронт, и Фрэнк даже не подозревает, насколько он прав в этом суждении, ему только предстоит узнать - это предательство.
Он слушает жадно, глядя на отца еще и как кумира, а не только родителя, и отдаться ощущению детского восторга и любопытства целиком мешает то, что Фрэнк - уже давно не ребенок, он придумал себе это сам, потому что отец в это время уже был взрослым. И Невилл не жалеет его. Невилл чувствует отцовским мудрым сердцем, что что-то не так, и этим мягким, спасибо, папочка, хоть за это, как хорошо, что ты у меня именно такой, осторожным вопросом он уже зажимает Фрэнка в угол, заставляя его сердце заскакать, как пойманного зайца по клетке, и Фрэнк возвращается на миг в детство. Он всегда сдержанно относился к сладкому, но застал всё-таки период, когда очень тащился по маггловским конфетам Ferrero Rocher, и дело было не в том, что родители жалели дать ему ещё одну, пажаласта-пажаласта, а в том, что если Фрэнки не остановить, он мог съесть слишком много - сдержанность к нему пришла не сразу. И вот однажды, когда конфеты были убраны на шкаф, докуда мальчишка еще не доставал, он вдруг проснулся и не мог заснуть всю ночь, мучимый голодом, в итоге он решил все же встать и прокрасться на кухню, чтобы съесть ещё одну, честное слово, только одну. Фрэнк тихо выскользнул из постели, чтобы не разбудить сестру, обошел раскиданные ими перед вечерней игрой игрушки, которые они, вообще-то, обещали собрать, но так сильно запыхались, что без задних ног заснули, не сделав этого, и когда родители пришли желать им сладких снов, уже было поздно, и Фрэнк, вообще-то, сладко бы спал до утра, если бы не разбудившие его грезы о более материальной сладости, и направился к шкафу. Он уже успел подставить стул, залезть на него, и протянуть руку к вожделенным конфетам...когда на кухне зажегся свет, и вдруг обнаружился стоящий возле лампы Невилл. Как Фрэнки его тогда не заметил, заходя на кухню, он не может понять до сих пор. И вот это ощущение было таким похожим, отец будто застал его на месте ещё не совершенного преступления снова, но сейчас всё серьёзнее, и дело не в дурацких конфетах, дело даже не только и не сколько в Лонгботтоме-младшем, сколько в состоянии дел во всем Хогвартсе.
Фрэнк выдержал взгляд отца, даже не вздрогнув, но чувствуя, как вся краска вдруг уходит с его лица, и лучше ему не знать, что Невилл мог обнаружить в его взгляде. Потребовалось собрать все свои моральные силы, до последней крупицы, чтобы выдохнуть, по-прежнему смотря отцу в глаза, и не солгать, при этом обойдя главную правду:
- Нет, папа. Дело не в Травологии. - Он крепко сжал челюсти, стараясь не показывать происходящую внутри борьбу между щенячьим желанием рассказать всё отцу, переложив ответственность на его плечи, и чувством гордости, тесно сплетенным с долгом. Слова давались плохо, так, будто каждое было весом с гору: - Но это тоже кружок. Просто не Травология. Я не хочу, чтобы ты волновался за... - за нас с Алисой, и ещё половину Гриффиндора в придачу - ...меня. Пап, всё хорошо. Мы справимся.
Странно, но у Фрэнка даже получилось улыбнуться. Он даже почти себе поверил. И пока юноша пытался подобрать слова, чтобы конкретизировать, что же происходит, провидение, не иначе, всё же решило спасти его, отложить ещё один тяжелый разговор: дверь распахнулась, и в кабинет, видимо, почувствовав, что Невилл сейчас не один, заглянул Чарли Флетчер, его практикант.
- Господин Лонгботтом, мне зайти...
- Нет-нет, сэр Флетчер, я уже ухожу. - Фрэнк выдохнул и улыбнулся Чарли даже слишком радостно, вставая так резко, что окончательно выдал своё напряжение, и чуть ли не выскочил за дверь, благодаря Мерлина и всех лесных духов за то, что позволили ему хотя бы короткую передышку.
Интересно, сразу ли Невилл заметил лежащий на столе засушенный цветок аконита, который Фрэнк незаметно подбросил совсем недавно, отпустив отцовскую руку? И догадается ли он вообще, что этот цветок, спасающий оборотней от забытья, не просто оказался здесь, а является ещё и знаком.
[sign]сердце в груди
бьётся легко,
словно и я - не я
[/sign]