Существуют проблемы, жизнь которых, порождает в груди тяжелый шлейф навязчивого беспокойства. Оно грызет, соскребая с костей остатки самообладания. Порой, одна проблема наслаивается на другую, и ты уже не знаешь о чем беспокоиться больше, а что кажется незначительным. Иногда нужно было распределять проблемы в порядке их возрастания (или убывания) и думать об этом, страдая. Анн-Мари всегда знала, что любая проблема решаема (этой аксиоме с детства научил ее отец, а Мунго - доказало). Поэтому все переживания, что она испытывала были лишь святым доказательствам ее истинного неравнодушия перед возникшей преградой. Она переживала. И обычно сильнее, чем следовало. Иногда это разрывало ее, иногда убивало. Но с решением проблемы, Андерсон ощущала истинное наслаждение. Словно бы  заблудший дух наконец-то нашел покой, завершив свои дела. Да, в такое время она напоминала застрявшее между мирами приведение. И нет, она не была полупрозрачной и мертвой. А просто металась, пытаясь унять потустороннюю бурю в груди. А когда действия венчались успехом - Эн могла с облегчением вздохнуть. Обычно после она вспоминала свои переживания с улыбкой, отмечая, что, как и всегда, преувеличивала, обещая, что в следующий раз сможет унять свой беспричинный мандраж. Но всякий случай неизменно сопровождался внутренней паникой ошибиться или потерпеть неудачу. Обычно Мари пыталась не показывать своих переживаний, улыбаясь и смеясь в компании друзей, а по вечерам, оставаясь один на один ненавидя происходящее и желая его скорейшего разрешения. Проблема в том, что порой она не спешила прилагать усилия, отодвигая неизбежное. Словно бы пытаясь сбежать от реальности. Но Андерсон решительно готова бороться с этим. Правда... не всегда.
Сейчас же девушка переживала дилемму. Летом она ходила на курсы и посещала репетиторов, чтобы преуспеть не только в науках магического мира, но и в маггловских. Этого требовали родители, а они были убедительны. Иногда Андерсон любила себя жалеть. Совсем не оставалось времени на то, что ей было действительно важно и интересно: прогулки с подругами в кино, где продают тот самый карамельный поп-корн; встречи в летних кафешках, где Эн обожает потягивать кислородный кактусовый коктейль и делиться замороженным йогуртом с шоколадной крошкой; фотосессии в тематических полигонах, где Эн обожает комнаты "черная классика" и "эко-лофт"; и, конечно же, ночевки с кучей вкусной еды, играми и откровенными разговорами. Иногда, вспоминая дни, когда ей давали свободу и она могла делать что душе угодно, Андерсон ощущала себя почти раздавленной. Она могла бы поплакать в душе, пока бежит вода, заглушая спазмы стыдливой слабости, или укрыться с головой одеялом и там промочить подушку солью. И пусть иногда она была ниже самообладания, Эн вовремя вспоминала о том, что все могло быть в разы хуже. Она могла бы сейчас всхлипывать не из-за того, что нет времени сходить с друзьями на премьеру долгожданного фильма (хотя это было очень важно для нее), а от того, что у нее и вовсе нет этих друзей и нет времени ни на что, кроме боли и перевязок незаживающих ран. Вот именно в такие момент Андерсон собирала всю свою отвратительную слабость в кулак, ощущая приторный привкус презрения к себе за подобные выходки, и превращала ее в пыль.
Сейчас ей следовало бы поступить точно также. Пожалеть себя, а после выбросить всю эту гниль, отринув и отказавшись. Но нет. Она продолжала как идиотка рассиживаться в приемной. Совсем рядом с ней была палата с аврорами. Ее курировал другой стажер. Может это и к лучшему. Анн-Мари даже думать не хотела, что происходит за этой дверью. Только не сейчас, когда на душе так тяжело. Ей срочно нужно было абстрагироваться. А еще лучше - переключить внимание на что-то позитивное. Она могла бы подумать о том, что сегодня посмотрит какую-нибудь старую комедию, с красивыми актерами, ламповой атмосферой и классными саундтреками, приготовив сразу две больших кружки чая, чтобы несколько раз не ходить на кухню. Но сейчас эта была песчинка в море и никак не перекрывало волнение и тревогу, сгустившуюся в горле.
Анн-Мари подняла голову на чужой голос. Прежде она не слышала его, и обратила внимание не потому, что посчитала собеседником, а потому что не смогла подавить примитивную реакцию инстинкта взглянуть на предмет шума.
Рядом с Андерсон оказалась красивая молодая женщина холодных оттенков в чертах точеного лица. Блондинка. Анн-Мари любила натуральных блондинок. От них всегда веяло какой-то неоспоримой уверенностью. Одно время ей даже хотелось покраситься, но в итоге стало жалко портить волосы... Андерсон выразительно раскрыла глаза шире, уставившись на Рагну, как та представилась. Необычное имя. Андерсон любила необычные имена и в детстве коллекционировала их. Мари невольно улыбнулась, немного неловко, растерявшись. Нет. У нее никогда не было проблем в общении. Вчера был сильный ливень и на остановке она подошла к другой девушке, приглашая под зонт, чтобы та не промокла в ожидании автобуса. Эн любила делать приятное людям, получать их благодарные взгляд и искренние улыбки. Ей нравилось ощущать себя полезной, важной и доброй. Это приятное чувство, которое возвышает после каждого мимолетного доброго дела. Оно составляло целую мозаику, в которой Андерсон могла разглядеть картинку, понимая, что какой бы вредной, самодовольной и грубой порой она не была, но все же обладает красивой душой, которая становилась таковой из красивых поступков.
- Привет, - наконец-то ответила Андерсон, вынырнув из своих мыслей, которые никак не позволяли словам сорваться с губ, - ты не смущаешь, я просто задумалась... Анн-Мари, - растянув рот в улыбке, представилась девушка.
- У тебя интересное имя. Я вспомнила Рагнара. Датский конунг, - пояснила Андерсон. Не потому что ей нравилось умничать, а потому что в магическом мире была своя история. - Тебя в честь него назвали? - посмеялась Эн, пошутив.

Отредактировано Ann-Marie Andersson (2018-04-08 01:25:58)