«Докси» не верят в приметы. Никогда. Потому что разбитое зеркало – не к несчастью, а исключительно к собственной безрукости, а рассыпанную соль легко собрать. В молодости так приятно верить, что судьбой управляешь ты сам, а не какие-то там глупые суеверия, а на прорицаниях в свое время Фэй все равно пророчил всем мучительную смерть вне зависимости от содержимого кофейной чашки. Ну, нравилось ему это. Так что и на залетевшего в гримерку воробья группа реагирует… так, как реагирует обычно.
- Чувак, с тебя пять сиклей за вход.
- Томми, ты охуел, - печально констатирует факт Фрэн, - неужели ты оцениваешь наше выступление в две с половиной кружки сливочного пива?...
- Предлагаешь округлить в большую или в меньшую сторону? Мы же сейчас и одной не стоим, - бурчит Одри.
- Определенно в большую. Зачем нам две с половиной кружки, если нас трое? Шесть сиклей тогда.
- Восемь. Нас уже четверо, ты забыл про него, - кивок на воробья.
Дверь кто-то пинает с той стороны, она трясется, с косяка отваливается кусок краски.
- Вы когда-нибудь закончите пиздеть, уроды? Мы вам не за это заплатили.
Они переглядываются.
- Мистер громкий голос, не волнуйтесь, мы уже выходим, - щебечет он, едва сдерживая смех. Мистер громкий голос за дверью шумно вздыхает и идет дальше по своим делам.
На самом деле это не гримерка даже, а что-то вроде чулана с небольшим окошком под потолком и криво висящим зеркалом. В зеркале отражаются две сиротливо стоящие в углу швабры. А чего вы еще хотели от клуба на окраине? Тут всей мебели – эти швабры, охранник и бармен, хотя последний вроде ничего, и если ради удобства таких вот низкосортных группешек они догадались хотя бы зеркало в чулан повесить, то это уже очень мило с их стороны. А вот выйти на сцену со своими песнями – Мерлиновы подштанники, здесь есть сцена! – уже не разрешили. Плохо узнаваемые тексты, мол, давайте что-нибудь более известное. Ну давайте, чего уж там. На сцену они выползают под вялые хлопки, свист, улюлюканье и вопросы «кто это бля вообще», хотя находятся и те, кто с их выступлениями вроде знаком. Это радует. Приятно греет изнутри.
На самом деле начинать выступление страшно. Они переглядываются, беспомощные, как котята, перед ленивой нетрезвой толпой с вонючими ртами и липкими руками. В такие моменты Фэй хочет убежать и спрятаться где-нибудь под столом. Но подруга справляется первой, бьет по струнам, и приходится включаться. А если закрыть густо подведенные глаза и открыть их снова, то толпа сольется в одно большое гудящее пятно. Странное. Неразделимое. Ой, а оно живое, да? А палочкой потыкать можно?
Они тыкают палочкой. Чужими словами, чужой музыкой, песнями, но исполнением все-таки своим, и пятно реагирует. Хотя само, может быть, этого не понимает. Они допевают «Магия работает», боже, эта древняя классика все еще хороша, и тут толпа разделяется на отдельных людей, выплевывает одного-единственного человека, когда Фрэн видит глаза. Глаза, смотрящие прямо на него, такие же пронзительно голубые, но уже явно пьянее его собственных.
Глаза его кузины, которые смотрят с узнаванием.
От ужаса сердце подскакивает к горлу, а он, кажется, путает слова в припеве, но прилично набравшаяся публика все равно уже не слышит. Это последняя песня перед перерывом, поэтому после им приходится стоять и выслушивать заказы на вторую половину выступления, но он прерывает их томным, а на самом деле тревожным:
- Волшебники и волшебницы, полчаса. Тридцать минут. За это время у вас будет возможность посидеть в тишине и спросить адрес нашего клавишника. А дамы пока сходят до бара…
На самом деле обнаруживается сразу несколько желающих проводить дам до бара и угостить их местным пойлом, но Фрэнсис выворачивается с вежливой улыбкой и под недоуменным взглядом Одри тут же теряется в толпе. Во-первых, ему сейчас не до кавалеров. Во-вторых, конкретно в этом месте пить нельзя примерно половину из того, что предлагают, потому что после некоторых коктейлей есть риск проснуться без кошелька, памяти и трусов, а то и вообще не проснуться. Знание сила, а без знаний тут делать нечего. Он протискивается через толпу и не слышит, что вокруг говорят и говорят ли это ему, потому что в ушах отдается стук испуганного до смерти сердца. Вот он, блять, воробей. «Докси» никогда не верили в приметы, но конкретно этот комок перьев действительно, кажется, обещает чью-то скорую смерть. Его, например.
Блять, блять, блять. Чтоб он еще хоть раз без парика вышел.
Он хватает Моргану за руку и оттаскивает в более-менее свободное от людей место. Отпираться бесполезно, остается только надеяться, что она отнесется с пониманием.
- Мора? Что ты делаешь здесь? Это явно не самый шикарный бар в городе, тебя тут или споят, или затопчут… - он вглядывается в ее уже стекленеющие от местного пойла глаза и трясет за плечи. – Ты что, пила здесь? Что ты пила? Боже, здесь без хорошей компании или безоара вообще ничего употреблять нельзя! Покажи мне урода, который это сделал, допивать будет сам!..
Голос женский, облик женский, но они все еще родственники, и ужас перед обнаружением постепенно теряется за беспокойством и желанием швырнуть этому пока неизвестному чуваку стакан в лицо.
- Давай сейчас разберемся хотя бы с этой проблемой, а потом я тебе все объясню, хорошо?
Отредактировано Francis Fay (2018-10-14 12:08:24)