HP Luminary |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » silence before the storm
Действующие лица: Дезмонд, Эйда
Место действия: заброшенное здание в пригороде Эдинбурга
Время действия: октябрь 2022 года
Описание: Когда жизнь подкидывает шанс, который может изменить все - промедление будет подобно смерти
Предупреждения: кто знает
Отредактировано Ada Zabini (2018-04-26 17:18:12)
Забини не был командным игроком. В его жилах слишком густой смесью струилось чувство соперничества, а потому он просто не мог мириться с тем, что однажды придется разделить лавры своей победы с кем-то другим. Каждый отвечает за свой успех, ровно как и за свои неудачи. Дезмонд не хотел питаться чужими победами и погрязнуть в пучине чуждых поражений. Все сам. Всегда сам по себе.
Противный ветер застыл около часа назад, затаив дыхание. Он словно замер, чтобы с лукавым прищуром взглянуть исподтишка на пару волшебников, подходящих к дому, который дышал разрушением. Его раздутые бока сочилися влагой и покрывались трещинами, словно из этого яйца вот-вот выползет оккамий. Порой казалось, что моросил дождь, роняя крошечные алмазы слез на темно-синее пальто, которое Забини плотно захлопнул, изредка вздрагивая в начале, а после расслабляясь, привыкнув к зябкой прохладе. Он уже давно привык к пьяным слезам простуженной Англии, но вот как его предки (самые что ни на есть солнечные итальянцы) жили здесь - тайна, покрытая мраком. Дезмонд уже привык к седому небу цвета стали, где сквозят ноты застиранного носового платка, к мокрому асфальту, чей графитовый цвет блестит, словно облизанный. Он и сам словно выцвел. Родился, напоминая светлой кожей и глазами местные стекляшки, шлепающие по брусчатчатым улицам с чопорной педантичностью. Ничего от Италии. Холодный взгляд пары осколков замерзших вод Уиндермира, и флегматичная сдержанность характера. Рядом со своей сестрой он выглядит совсем бледно, стираясь в диффузии дождя. В ней куда больше от юга, от отца. Маленькая принцесска. Отец, наверняка, был бы горд ее насыщенными карими глазами, если бы его пробивало на столь трогательные сантименты. У младшей Забини в глазах таился темный медовый терракот, искрящийся на солнце благородными древесными мотивами. Теплый взгляд. И тяжелый, когда она злилась. Радужка темнела, сливаясь с зеницей, погружая в черный водоворот ее строптивой неукротимости. В гневе женщины страшны. А Забини - больше всех. Одна Изабелль успела всем с завидным успехом доказать, прославив свою репутацию мрачными нотами личной жизни. Однажды, еще в совсем юном возрасте, Дезмонд поинтересовался у бабушки правда ли все то, о чем говорят люди? Она пересыпала пыль серебряной полыни в склянку. Ее рука не дрогнула, ровно как и ни единой мышцы лица. Она была безупречна в контроль собственной мимики. Показывала лишь то, что хотела. Остальное прятала в складках мыслей. Забини выжидающе смотрел на нее парой внимательных глаз, терпеливо дожидаясь пока Изабелль закончит и уделит ему внимание. Но вот его позвал отец. Дезмонд не смел заставлять его ждать. Блейз никогда не звал без нужды. Каждый разговор с отцом был важен, являлся новым уроком. И Забини ушел, оставив немой вопрос роиться подле бабушки. А после он не спрашивал. Стал взрослее умнее. Осознал, что не должен знать.
Он не был в восторге от того, что с ним отправили сестру. Но Блейз никому не мог доверить её безопасность, ведь никто другой не тревожится за жизнь его дочери больше, чем за свою. Семья - есть семья. Забини никогда не променяет её идеи, её корни. Семья делала его тем, кто он есть.
Дезмонд вытянул из портупеи терновую палочку, в которой теплилось перо феникса, обрамлённое древесиной когда-то колючего кустарника. Он сжал рукоять пятью побледневшими от холода пальцами, осторожно вышагивая в сторону заброшенного дома.
Это была одна из вероятных точек нахождения карты, если верить информаторам Альянса. Дезмонд предпочитал никому не верить. Так не придётся разочаровываться, сокрушенно взмахивая руками, сжимая кулак в бессильной злобе. Внутри каждого живёт едкий эгоизм предательства сегодня-завтра, но он найдёт трещину, просачиваясь свою узкую пасть, с торжеством глубоко вдыхая.
Но без людей было не обойтись. Дезмонд это прекрасно знал. Даже его уверенность зависла от настроения толпы. Ему было тяжело, когда его решения сопровождались протестом. И только в редких случаях он мог игнорировать подобное. Обычно он старался быть примером для всех, словно эталоном идеала, где нет места разочарованию, где люди будут согласно кивать его действиям и словам.
Лучше бы Дезмонду самому осмотреть дом. Но разве она послушает его? Капризная, неподвластная, всегда делающая так, как считает нужным. К тому же, у неё был веский аргумент: работа с обезвреживанием артефактов. Сам Забини считал, что это глупая растрата человеческих ресурсов Альянса. Какого черта она там забыла?
Дезмонд повёл бровью. Да, сестра была капризной. А он упорным и упертым одновременно. Его тоже не переспорить. Его слова подкреплены здравыми фактами, которые нечем парировать. Если аврор решит, что для младшей Забини становится слишком опасно, ей придётся слушать.
- Хочу заранее обговорить детали, - с холодным равнодушием произнёс Дезмонд, не доходя до дорожки, где светлый выцветший гравий растаскали ветра. - Ты слушаешь меня. Перечишь - выходишь; лезешь вперёд - тоже. Спорить бесполезно, у меня больше опыта. И отец не просто так отправил нас вдвоём, - аврор выразительно взглянул, давая понять, что сложившаяся пара на задание обусловлена беспокойством отца. - Доступно выразился?
Забини замолчал в ожидании, прислушиваясь к мелкой россыпи дождя о пожухшие листья.
Тишина готова была сжать барабанные перепонки до размеров горошины. В ушах неприятно гудело от этого давящего ощущения, хотя звуки природы в виде ветра и пения птиц в этот день никуда не исчезли. Время и жизнь не остановились, как казалось Эйде. Все оставалось по прежнему. Но это не помогало унять внутри подскакивающее в резких движениях беспокойство. Если бы эмоции можно было бы сию же секунду представить в виде графика с двумя бесконечными, Эйда бы увидела острые линии рисунка. Они бы походили на тонкие шипы. На тонкие, но прочные. Упади ты на них, и обратного пути может уже не быть.
Ей всегда говорили, что свои эмоции нужно держать под жестким контролем. Эти слова отзывались далеким, но четким эхом в ее сознании. Эйда медленно втянула носом промозглый воздух, ощущая, как от этого глубокого вздоха по коже побежали мурашки. Затем неспешно моргнула, делая очередной шаг в такт шагу брата. Черное шерстяное пальто почему-то совершенно не грело. Девушка перевела взгляд темных глаз на свою левую руку, в которой сжимала волшебную палочку из темного гладкого бука. Чуть смуглая кожа пальцев сейчас казалась какой-то сероватой от холода. Рука не дрожала, хотя в солнечном сплетении кто-то явно то и дело едва задевал упругие струны эмоций.
Шаги были едва слышны на гладком асфальте. Сегодня Эйда сознательно изменила своей привычке и надела обувь почти на плоской подошве. Ботинки мягко соприкасались с влажной поверхностью земли. Взгляд вновь поднялся, натыкаясь на здание впереди. Большое и старое, в классическом английском стиле. На каменных стенах сплошь и рядом на стенах и крыше виднелась плесень. Окна без ам и стекол, словно пустые глазницы истлевшего трупа. Зловещая картина в надвигающихся сумерках, которая так же, как и холодный воздух, заставляет бежать по коже толпу мурашек.
Она останавливается почти одновременно с братом и переводит на него взгляд. Все так же медленно, словно тело окоченело до такой степени, что мышцы с большим трудом подчиняются, заставляя механизм скелета работать. Пару раз моргает, будто пытается понять услышанное, хотя слова молниеносно достигли ее сознания.
И как бы не хотелось в привычной манере взбунтоваться, сейчас было не место и не время. Школьный дуэльный клуб - детский лепет по сравнению с тем, что может ждать их двоих в стенах этого здание. Предчувствие, которое редко подводило Эйду, настойчиво твердило ей, что заполучить нужный им артефакт так просто не получится. Конечно, опыт, которого брат набрался на службе в аврорате, весьма велик. Но достаточно ли будет его, если все пойдет не по плану?
Взгляд встречается с холодной радужкой чужих глаз. Эйда смотрит прямо, снизу вверх и почти не мигая, а затем кивает, прокручивая палочку в своих пальцах. В другой бы ситуации она бы упрекнула брата за оттенок его слов. Но пришлось сцепить челюсти и ограничиться лишь кривой линией губ. Этого вполне хватит, чтобы брат понял: ей не нравится, что он говорит с ней, как с ребенком, от которого можно ждать лишь одни проблемы.
Она снова посмотрела на свою руку. Но уже не ради того, чтобы удостоверится в степени холода. В этот раз она быстрым, но внимательным взглядом пробежалась по контуру волшебной палочки, что цветом была почти приближена к цвету глаз собственной хозяйки. Благородный цвет благородного дерева.
- Расскажешь о нашем плане действий? - Бровь сама взметнулась вверх, когда взгляд переместился к зданию впереди. Забини сделала шаг в нужном направлении. Голос у нее был чуть хриплый и тихий из-за достаточно долго молчания, что сопровождалось волнением. - Или же следуем обстоятельствам?
Информации, что поступила в альянс, была не слишком обширной. Можно сказать, что они ступали по тонкой тропе над пропастью в самый темный час ночи, когда облака заволакивают небо, закрывая свет луны и вкрапления звезд на бархатном полотне. Оступись хоть чуть-чуть - и все пойдет насмарку. Упадешь на те самые шипы своих эмоций, и те проткнут насквозь, хотя и не убьют. Лишь заставят день ото дня мучаться в невыносимой агонии. Именно по этой причине Эйда не имеет права на провал. Никогда не имела его, если уж говорить честно. Допустила подобное лишь однажды, но получила прощение. Но то самое прощение не в силах стереть из памяти чувство стыда, что мучило девушку изо дня в день. До сих пор мучает, хотя она, конечно, никому и никогда не скажет об этом. Уперто решив, что сможет самостоятельно пронести через свою жизнь этот позорный эпизод.
К шуму ветра теперь добавилось шуршание гравия под ногами. И именно он по какой-то причине казался невыносимо громким. Будто земля разверзлась под ногами. Слабые облака каменной пыли под ногами оседали так же быстро, как и поднимались. Холодные пальцы сильнее стиснули палочку в опущенной руке. Эйда нахмурилась, быстро пробегая взглядом по каждому темному пятну бывших окон, будто кто-то должен был появиться там в следующий момент.
Она все еще ждала ответа брата, от которого зависело по сути все. В том числе и так называемое послушание Эйды. Каким бы талантливым не был ее брат, но в том случае, если противник будет превосходить их числом, уследить за каждым из них Дезмонд не сможет при всем желании, а это значило, что хочет он того или нет, Эйда будет предоставлена себе целиком и полностью. И уж просто "выйти" в таком случае она никак не сможет.
Отредактировано Ada Zabini (2018-05-01 12:36:24)
Паучьи пальцы крепко обхватывали лаконичную рукоять трековой палочки, по венам которой струилось столько первобытной злобы, столько старых мотивов и древних историй о порядке вещей, что этот фрагмент кустарника никогда не стал бы приютом россыпи матовых синих ягод. Внутри терракотовыми огнями дышало существо феникса, отброшенное не прочь, а во славу грядущих совершений. Непокорная сущность, облачённая в древесную плоть из изящных линий породы, дрожала в нетерпении, едва ли не выпуская золотистые искры, окропляя пламенной охрой застиранный пейзаж поседевшего пригорода Эдинбурга. Все, как и прежде, как и сотни лет назад, пятнали вязкие дождевые слёзы, слизавшие маггловский урбан с горизонта. Пахло озоном, расплющенными телами дождевых червей и тусклой угрозой.
Дезмонд поднял голову, медленно скользнув взглядом по лакричным кускам промокшей дороги. Его кашемировое пальто было пленено водоотталкивающими чарами, а потому Забини не переживал за пресные капризы погоды. Ливень или моросящий дождь - не важно.
Аврор плавно выдохнул, словно собираясь то ли с мыслями, то ли с силами. Он спиной ощущал, как черные впалые глазницы заброшенного дома вцепились в пальто, сквозя могильной жаждой пополнить свой сад костей. Отвратительное ощущение. Забини не был из тех, кто с радостью бросается в пекло, наплевав на риск для жизни. Он предпочитал ценить и уважать не только биение собственного сердца и связи синапсов, которые так бодро передовали по нейронам биты информации, но и свой статус и прочие чистокровные пункты, без которых не обойтись ни одному уважаемому джентльмену. Для Дезмонда статус и положение в обществе были есть и будут невероятно важны. Иногда - нет, всегда - ему проще подвинуть свои интересы, но главное - сохранить значение, не изменяя его в минус. Забини прекрасно понимает, что посмертные награды - мечта полоумного кретина в розовых очках. Аврор знал, что он ячейка общества магической Британии. Он не собирался выбиваться из колеи или плыть против течения. Сделай он так, остальные наверняка воспримут его враждебной единицей и поглотят. Впрочем, пресной пешкой Дезмонд также быть не хотел. Но для коронации необходимо познать все слои общества на своей шкуре, после сбрасывая змеиную кожу, пока не засияет броня высшего порядка.
Забини взглянул на сестру, невольно поджимая губы в немом беспокойстве. Зря он, наверное, так переживает. И мог бы быть помягче. Уже с ней так точно. Но неясная тревога, которая всегда будет в его груди, стоит ему взглянуть на сестру, готовую рискнуть своей жизнью, как все внутри проливается алым. Он бы и сам справился. Дезмонд был уверен. Но нет, отец хочет закалять наследников, что для леди совсем не обязательно. И опять же он обманывал себя. Забини считал, что каждый должен быть силён, отвечая за свои победы и поражения. Но вот все поражения сестры он готов был принять за свои, а с ней разделить свои победы. Не нужно ей всего этого. Альянс тоже. Он превратит её в очередное чудовище, которым будут пугать грязнокровных детенышей. Было бы замечательно отправить Эйду в кругосветное путешествие, где она бы обрела мир в гармонии с собой и природой. А он бы позаботился о лучшем мире к её возвращению, где грязные выродки не смеют высокомерно взирать на благородное общество чистокровных. Вот чего он хотел. Чтобы у сестры был мир, который не видели ни Изабелль, ни Блейз. Мир изысканный, красивый, элегантный, как раз подстать этой капризной принцессы.
Дезмонд взглянул на сестру, смягчив взгляд, а после подошёл ближе.
- Я просто переживаю за тебя, - словно пытаясь оправдать свою недавнюю колкость, мягко произнёс аврор, подняв руку и заботливо убирая прядь волос за ухо сестры. Он видел её все ещё маленькой девочкой, которая ждала брата на каникулы, проводя летние дни в смирённом одиночестве. Все ещё видел ту, кто, только пропав в дом Слизерина, смотрела на брата, который являлся несомненным примером для неё ещё совсем беззащитной перед оскалом общества. Ей только предстояло научиться обнажать зубы в ответ. После он оставил её, закончив школу с отличием и поступив на стажировку в Министерство Магии на должность в ненавистный отдел правопорядка. Спустя два года и Эйда сбросила старую кожу, теперь превратившись в специалиста по обезвреживанию артефактов. Весьма узкая специальность.
- Сначала обойдём объект, проверяя на наличие заклятий, печатей... - задумчиво произнёс Забини, отходя от сестры на шаг и поворачиваясь лицом к зданию, - тоже сделаем на первом этаже. Не хочу конфузов. Поэтому не будем спешить.
Дезмонд мельком взглянул на сестру, одарив быстрой дежурной улыбкой. Это должен было подбодрить.
Люди всегда слепы в своих суждениях. Они полагают, что если уж человек обращается с ними грубо или холодно, жестоко или наоборот доброжелательно улыбается, то делает он так исключительно со всеми, будто он и не человек вовсе, а безвольная машина с прописанной внутри четкой программой. Но это является лишь малой частью всей картины. Человек просто не может относится ко всем одинаково, и данный факт не скроет даже блистательная вуаль вежливости и учтивости, которой годами учат детей в аристократических семьях. Во взгляде, движениях или интонациях голоса хотя бы единожды, но проскользнет настоящая мелодия отношения человека к человеку.
Но если другие знали Дезмонда, как опасного человека, наследника богатого и прославленного рода Забини, то для Эйды он являлся любимым старшим братом. Защитой, опорой, единомышленником и самым близким другом, который уж точно никогда не посмеет предать ее. И пусть время от времени он и с ней проявлял те черты, которые прочно проникли в его душу время, которое прошло с его выпуска из школы, надежным для нее человеком он быть не перестанет. Хотя глупо отвергать факт, что иногда он ее раздражал своей несвоевременной высокомерностью.
- Надеюсь, когда-нибудь я развею твои страхи, - позволяя губам расплыться в слабой мягкой улыбке, которую Эйда дарила лишь своим близким. Она правда хотела когда-нибудь достичь той границы, пересеки она которую, брат и отец перестанут каждый раз так переживать за нее. Возможно, стремление это до невозможности глупое, но оно все же у Эйды имелось.
Конечно, она могла воспользоваться тем шансом, который подарил бы ей беззаботную жизнь среди всего самого лучшего. Среди лучших людей, вещей и вообще всего, что она могла бы пожелать. Но из того возраста, когда подобные мечты теплились в ее сознание, младшая Забини давно уже вышла. Учеба в школе и последующее поступление на службу в Министерство, полностью развеяли эти ее сладостные воображаемые картины. Да и не этому учил их отец и бабушка.
На последующие слова брата, девушка лишь кивнула, а затем качнула головой и сделала шаг в сторону здания, призывая брата продолжить их шествия и поудобнее перехватывая палочку.
Беспокойство в ней поутихло. Плечи расслабились, а рука уже не дрожала так сильно. Но она все равно хмуро вглядывалась в темные оконные пасти этого неприветливого и старого дома.
Парадная дверь вся в подтеках от дождя. Краска сильно облупилась и казалось, что даже от легкого прикосновения ветра, ее кусочки тихо упадут на землю.
Такое старое здание будто с усмешкой смотрело на двух волшебников, которые неумолимо приближались к нему. Будто зайди они внутрь и древняя тьма поглотит их в своей голодной жажде новых душ.
Эйда стояла, запрокинув голову и смотря вверх на крышу и потолок второго этажа, что виднелся из пустых и темных окон. Она еле-еле различала во мраке очертания хрустальной люстры, которая, судя по всему, частично была скрыта под тканью.
Невольно в сознание врезались мысли, вызванные природным любопытством. Кто же жил в этом некогда красивом доме? Маги или маглы. И как давно это было и почему оставили дом? Неужели, его возраст стал давить на жильцов, заставив их покинуть привычное место?
Вопросы, на которое ответов не будет ни сейчас, ни через год. Уже к утру Эйда забудет о них, и полностью погрузится в вопросы более серьезные.
Она взмахнула палочкой, призывая к себе на помощь одно из заклинаний, которое много раз спасало в работе. Мгновение и в воздухе появляются несколько маленьких огоньков. Они медленно отплываю прочь в разные стороны, а затем останавливаются вдоль фасада и расплываются тонкими нитями вокруг дома.
Самый легкий способ проверки на наличие чего-то опасного. Им можно было найти даже обычные магловские бомбы, но если те так просто не обезвредишь, то ликвидировать опасные магические ловушки, заклинание помогало. Изъян его был лишь в том, останавливало оно те самые ловушки совсем ненадолго.
Эйда согнула руку с палочкой в локте, а другой чуть отодвинула рукав пальто, оголяя тонкое запястье, которое пленил ремешок часов.
- После того, как заклинание обнаружит все ловушки, у нас будет минут двадцать, чтобы миновать их или ликвидировать, - рука опустилась, скрывая под шерстяной тканью часы. Забини кинула короткий взгляд на волшебные нити, что сферой окружили здание и повернулась к тому спиной, поднимая руки и начиная накладывать на территорию вокруг защитные и отводящие маглов чары.
Дезмонд любил улыбку сестры. Другие - вряд ли. Ведь только для семьи она не была тлетворной, не была кровожадной или зловещей; не подразумевала под изгибом губ мрачное торжество, недобрые мотивы, сквозящие сквозь чуть приоткрытые губы. Для определенного узкого круга людей - под именем семья - эта улыбка была иного порядка. В ней читались ноты первых весенних лучей, проливающим теплое дыхание на последний снег; осколки рассвета в хрустальной вазе, ставшей приютом для свежих медовых роз калдо; шелест страниц детской сказки; аромат сладкого чая с рождественским имбирным печеньем... Ее улыбка для них была совсем иная. А потому каждый ее миг так греет сердце, невольно рождая на губах ответ приятных чувств.
Забини снисходительно и ласково взглянул на сестру. Нет. Никогда. Как бы он не доверял ей. Вернее... как бы не хотел ей доверять. Но он всегда - всегда! - будет бояться за нее. Такая вот огромная слабость размером с исполинскую сквозную пропасть в груди. И эта слабость не той породы, что пробивает вторую дыру к теле. Эту любовь нельзя окрестить той, которой заболевают человеческие сердца. Эта любовь томительна, мучительна. Истязает всю жизнь. Ее нельзя принять, от нее нельзя отказаться. Ты рождаешься в ней, в ней живешь и в ней умираешь. Семья - священное дерево, где листья, опадая, питают корни.
Он бы и сам, возможно, хотел избавиться от этого круга, где все они связаны, скованы. Хотел бы избавиться от очередной слабости, которую в днк вживила в него семья. Хотел бы доверять, знать, понимать. Но нет. Никогда этого не будет. Он всегда вынужден быть выше чуждого. Сильнее. Идеальнее. Совершенен в безупречности. Это невозможно, он он должен. Так его учили, а если учили - так нужно. В этом Забини был самым глупым. Наивно полагал, что опыт предков ведет к безукоризненной правоте, к единственному верному выбору. С детства его выучили послушанию. Вот он и слушается, не замечая слепого повиновения.
Забини никогда не думал о том, что эта преданность семье, это безмерное уважение - тягость для него. Он вынужден следовать догмам рода, приняв когда-то всю его летопись на себя, впитав, чтобы передать другому. Тому, кто понесет фамилию древней семьи, кто будет также безоговорочно верен традициям, и принципам, сложившимся еще до того, как последний из ныне живущих может помнить.
И все же Забини был смертельно холоден. Он не питался этой любовью, как те, кто были чувствительней. Для него эти чувства были колоссальным трудом, ответственной работой, где ошибки не допустимы.
Что же семья значила для Эйды?
Правда ли она хотела развеять страхи брата или ей легче жить под его надежной защитой? Ведь если Дезмонду и можно было что-то доверять, то в решительности и в вере собственной правоты. Сестра важнее остальных. Вот его правда. И не дай бог кто обидит эту принцессу.
- Ликвидировать, - в тон сестре эхом повторил Дезмонд последнее слово сестры. Ему не нужны вероятности. Он должен избавиться от всевозможных "если" и вездесущих "возможно". Приверженец лаконичного "да" и "нет". Абсолютно уверенный в действиях и шагах. Он стремится к абсолюту. Невозможно? Он знает. Но как иначе.
Дезмонд огляделся, пока сестра создавала барьер, защищающий от невольных зрителей возможно предстоящего представления. Все билеты куплены. Только черные полости разбитых окон будут лицезреть действие.
Первый акт.
Дезмонд разочарованно посмеялся своей глупости. Он уже успел нарушить все правила. Они с сестрой слишком много говорили, слишком много отвлекались, их действия были слишком очевидны. Это провал. Провал, если бы это было серьезное задание аврората. Обычно принято установить ментальную связь, чтобы не тратить вероятность облажаться под децибелами звука. Не нужно мяться у порога. Не нужно быть столь откровенными в присутствии. Все не так. Все не правильно. Забини потирает лоб рукой. Это раздражает. С сестрой он должен быть серьезнее, но не может. Хотя должен.
Дезмонд пытается собраться. Ему неловко из-за своих страхов. Случись с ней что - отец убьет его. Забини бы сказал, что сам себя убьет. Но нет - это не правда. он слишком высоко ценит свою жизнь и отчетливо понимает значимость. Смерть сестры - будет страшной ошибкой, огромной потерей. Семья будет скорбеть. Носить черное. Но переживет.
Забини поднимает руку в немом жесте указывая сестре куда идти. Сам он пойдет в противоположную сторону.
Если ничего не случится - плевать. Но Дезмонд уже успел пожалеть - и вот опять жалеет - что согласился с отцом. Сидела бы она в своем отделе.
Обходя дом, Дезмонд не обнаруживает ловушек. Но ему кажется, что все слишком легко. Была бы хотя бы парочка самых очевидных, но нет. Ничего. Это заставляет первобытную подозрительность пропускать мурашки по телу. Дезмонд приподнимает терновую палочку, применяя чары обнаружения. Может он зря беспокоится, но опыт аврора подсказывает, что никогда не бывает "зря".
С мрачной сосредоточенностью на своем лице, Эйда укрепляла защитные чары, которые полупрозрачным и время от времени сверкающим куполом окружили нужную в этот вечер зону. В то же время к ее палочке уже медленно начали тянутся тонкие нити другого заклинания. Некоторые пропадали в своем бледно-зеленом окрасе, а некоторые так и продолжались тянутся в едва заметных красноватых нитках.
Она не видит, что делает брат в данную секунду, но отчетливо слышит его тихий и неясный для нее смех. Это заставляет ее хмурится, но не отвлечься, иначе поток неприятных мыслей снова сломает ее и без того слабый защитный барьер.
Ветер на секунду усиливается, разгоняя камушки под ногами и заставляя полы пальто тихо хлопнуть пару раз друг об друга. На улице все же слишком холодно.
Она заканчивает через пару минут и плавно ведет рукой, заставляя оставшиеся красноватые линии соединиться с кончиком волшебной палочки. Теперь, в тот момент, когда Эйда перешагнет определенный диапазон, нужная нить тут же вырвется из волшебной палочки, соединяясь с опасным объектом. Увы, такое заклинание никак нельзя использовать в тех операциях, в которых главный ресурс - это время. Если действуешь быстро, то можно просто не успеть остановится перед ловушкой. В конце концов, магия эта не самый быстродейственная. Аврор бы ее и не одобрил бы, наверное.
С того момента, как купол сомкнулся над их головой, Эйде начало казаться, что звуки стали на порядок тише. Дождь звучал как-то приглушенно и шаги тоже. Будто в уши наложили ваты, и все, что их окружало, стало каким-то очень далеким и чуждым. Такое состояние часто можно было встретить во сне, и младшей Забини оно никогда не нравилось. Слишком тревожно в такие моменты, слишком нервно. А сейчас - вне сна - было еще более нервно.
Эйда краем глаза уловила движение руки брата. Сам он шел вправо, собираясь обогнуть дом с той стороны, а ей предоставляя для осмотра противоположную. Туда девушка и направилась, сжав палочку в пальцах посильнее. Всего лишь зайти за угол. Ничего такого там вдруг не окажется, не смотря на то, что сердце отбивает барабанную дробь, а в голове мысли носятся, как сноп неугомонных мелких пташек.
За углом ничего, кроме кустов в нескольких метрах от дорожки, по которой шла сама Эйда и голая стена по левую правую руку. Тревожится не о чем.
Она проходит так еще пару шагов, а затем слышит, что впереди в пожухлых мокрых листьях что-то копошится. Это могла быть птица или какое-то животное, но как это обычно бывает, в голову сначала лезут самые страшные подозрения, которые чуть ли не граничат с безумными.
Как в детстве, когда родители уходят и закрывают дверь в комнату. Мрак в тот момент сгущается и становится почти осязаемым. В каждом уголке видится какая-то зловещая тень, а любой тихий звук из глубины палаццо в мгновение ока превращается будто в оглушительный и неожиданный рев. И с этим ничего не поделаешь. Остается только тереть и медленно, день за днем, привыкать к ночной тому, что скрывает под собой покров ночи.
Эйда, конечно, всего этого уже не боялась так, как боялась раньше. Подобноее вызывало в ней, скорее, любопытство с примесью легкой нервозности. Наверное, не самое лучшее сочетание эмоций во время серьезного задание. Но с другой стороны... Палочка пока не дает никаких знаков, значит все в порядке.
Девушка медленно приближается еще на пару шагов, силясь разглядеть источник звука со своего места, но тот вдруг затихает. А еще через мгновение из кустов внезапно выпрыгивает черная кошка, держа в зубах мертвого воробья. В тот момент Эйда тихо вскрикнула из-за резкого появления животного прямо перед ней, и отступила на шаг назад. Такая глупость, а она так среагировала.
Забини провела ладонью по лицу, опустив другую руку с палочкой вдоль тела. Она тихо посмеялась своей глупости. Неужели она настолько трусливая? Испугаться обычного бродячего кота!
Глубоко вздохнув и чуть вытянув вперед волшебную палочку, Эйда продолжила свой путь, оказываясь у заднего фасада здания. Брат уже был там.
Сзади тоже имелся проход в здание и пустые окна никуда не пропали. Будто с обеих сторон симметричный дом. Это не особенно хорошо создавало к нему доверие. В конце концов, кто знает, может быть это магия создает подобный эффект.
Посмотрев на брата, Эйда покачала головой, давая тем самым понять, что не наткнулась ни на что подозрительное. Она коротко вздохнула, на мгновение хмурясь, а затем сделала один шаг ближе к зданию, вытянув вперед свою палочку.
Стоя буквально в полуторе метрах от заднего входа, из кончика волшебной палочки начали медленно выползать красноватые мерцающие нити. В изящном рисунке они изогнулись в воздухе и проскользнули в кромешную тьму здания через пустующий дверной проем. Одна из них - крайняя правая - была ярче остальных, а значит была связана с чем-то довольно опасным.
Было ожидаемо, что дом защитят хорошо, но Эйда еще не попадала на особенные ловушки. Обычно это были самые простые взрывчатые печати или печати, которые могли распылять ядовитые пары или же обездвиживать. Сейчас же ей попалось что-то намного серьезнее.
- Даже не представляю, что там может быть, - напряженно хмурясь, Забини перевела взгляд к брату. - Все остальные, скорее всего относительно безвредны. А вот эта...
Тяжелый вздох, а затем еще один шаг к дому в попытке получше разглядеть то, что скрывается внутри темноты.
Аврор вытянул руку к сестре, преграждая ей вход в пустую глазницу, именуемую покосившимся проемом входа в полое чрево голодного дома. Немой жест, восклицающий без слов. Слова обычно были куда тише, срываясь с губ. Они растворялись в коктейле чужой растерянности, а может и в нежелании слышать. Тут действовал простой закон: либо скажи несколько раз, либо покажи единожды. Забини ценил время. Ценил превыше всего. Потому что у него, будучи богатым наследником чистокровного рода, было все. Все, кроме бесконечных мгновений, которые просыпались песком сквозь пальцы, когда новый оборот секундной стрелки на триста шестьдесят градусов слизывал новую минуту из вечности. Из вечности, которая ему не принадлежит. Дезмонд мог лишь похвастаться обрывком из ее плоти, вырванной мощными челюстями силы рождения новой жизни. Но не делал этого. Забини привык принимать большее, игнорируя меньшее. Слишком некрасиво и не солидно для его высоты.
- Я пойду и проверю первый этаж, - губ Дезмонда коснулась миролюбивая улыбка. Вернее... едва коснулась. Он знал характер Эйды. Знал как она любит делать все по-своему. Чаще наперекор из вредности. Раньше его забавляла эта черта, а сейчас - пугала. Вдруг она решит доказать, что перестала быть папиной принцессой, решив натянуть сияющие доспехи маленького рыцаря. Дамоклов меч окажется тяжелее, рухнет на голову бедной девочке.
- Если они вернутся - знаешь, что делать, - Дезмонд знал, что для сестры нужно придумать альтернативу бесполезности, чтобы ей не казалось, что он просто хочет избавиться от маленькой обузы и все сделать самостоятельно, потому что только так может быть спокоен за успех операции.
Как и во всем и всегда. Почему так было? Забини был ответственным человеком. А доверить кому-то часть своей работы - значит дать себе повод обвинить кого-то в провале. А если сам не справишься - винить будет некого. Дезмонд не хотел радовать себя подобной роскошью. Он и так привыкал рычать на Стоуна. Пора отвыкать.
Под подошвой кожаных туфлей что-то хрустело. Дезмонд предпочитал думать о кусочках затвердевшей штукатурки под слоем пыли. Или о мышиных высушенных костях. Очередной старый дом, по стенам которого скользят тощие тени полупрозрачных голосов, забытые воспоминания, превратившиеся в выдумку. Однажды их пустые голоса превратились в перегоревший радиоприемник, замолкая навсегда. Мысль о том, что эта святая неизбежность коснется стылым финалом судьбы каждого, казалось невыносимый.
"Вот и все". Быть не могло, чтобы Дезмонд преодолел весь этот путь ради такой жалкой реплики. Что-то большее должно поджидать его. Если не сейчас, то за поворотом. Иначе жизнь - страшнейшее из разочарований. Лучше вернуться в порт Бристоль и позволить крови густой и темной материей покинуть тело, превращая кожу в стылый покров. Лучше стать эфиром, чем идти дорогой в некуда.
Темнота облизалась. Все боги плотоядны. Время - самый голодный из них. И самый жестокий.
Коралика улавливала жизнь. Странная вещь. Вернее артефакт. Дедушка - настоящий дедушка - по линии отца когда-то создал этот карманный радар, улавливающий жизнь. Молекулярные дуги, сцепляющиеся в центре. Словно орбиты, не проходящие мимо, пробивающие ядро.
Коралика задрожала в пальто. Аврор прошел вглубь коридора, готовя в голове атакующее заклинание, готовое сорваться с губ. Он предпочитал действовать наперед. Зачем защищаться, если сразу можно перестать быть жертвой и стать хищником?
Но в этот раз в нападении не было нужды.
В углу комнаты спал скелет, обтянутый кожей, тряпками и еще дышал жизнью. Ребенок. Беспризорный магловский котенок, больше напоминающий недоделанного человека. Он словно эмбрион сжался у стены, как в утробе матери. Кожа посерела то ли от холода, то ли от плохого освещения. Напоминала застиранную рубашку. Сразу не ясно мальчик это или девочка. Зная современные нравы, Дезмонд решил не думать об этом. Он... или она еще мал для того, чтобы выбирать пол. Пока что это существо даже не определилось с тем хочет оно жить или нет.
Забини не хотел, чтобы это его волновало, но подобное не позволяло оставаться равнодушным. Будь взрослый человек - Дезмонд бы даже его не заметил. Такие люди сами выбрали участь. Но дети обычно не выбирают, а принимаю за должное. Потому что еще иначе не умеют. Узнав о самостоятельности - они с размахом смакуют ее возможности. Забини сам был таким. Проблема в том, что никто не сказал этому малышу о том, что не обязательно мерзнуть в этом доме. И Дезмонд не мог взять на себя такую ответственность и сказать об этом.
Он был аврором. Хотел этого или нет. И каждый день становился аврором все больше. Однажды этого его убьет. Или Кайсан. Хотя... одно неотделимо от другого. Дезмонд со вздохом снимает пальто, оставаясь в костюме тройке, а после осторожно укрывает ребенка, ощущая предательскую грусть. Он еще долго не сможет избавиться от этого лица.
Так ему казалось.
Пока глаза не открылись. Черные, словно стекло изнутри облизала вязкая смола. Рот распахнулся, теперь напоминая беззубый клюв. Защелкал, издавая хриплое карканье предсмертной агонии. Пальцы вцепились в предплечье аврора и теперь бились как изломанные крылья. Волосы осыпались темными перьями. Или пеплом.
Забини побледнел, застыв пока изломанное тело, преодолевая разрыв иллюзии становилось, умирающей птицей. Существо с такой силой вцепилось в Дезмонда, что он едва ли мог думать о том, что удастся скинуть с себя жертву проклятия. Оно вцепилось в галстук, затянув его так, что аврор ощутил, как кожа на шее разорвется под удушающим хомутом. Он схватил ртом воздух, но абсолютно бесполезно.
Дезмонд не любил галстуки. Они напоминали ему ошейники формальности. Но носил их, потому что так предполагал этикет. Теперь в его сознании поселилась мысль, что приличия смертельно опасны.
Тонкая человеческая лапа, напоминающая прутик вербы, вцепилась в кожу, а когти вонзились между ребер, в остром желании сжать сердце и раздавить, как ягоду смородины.
Многие считали, что у Забини нет сердца.
Отредактировано Desmond Zabini (2018-10-10 01:23:08)
В сущности, он просто оставил ее за дверью этого старого особняка, который внутри почти наверняка выглядел будто больной старик, чьи отекшие внутренности уже начинали покрываться черной гнилью разложения, но та еще не добралась до жизненно-важных областей организма. Аромат плесени отчетливо ощущался каждый раз, как ветер проносился сквозь пустые глазницы дома. Становись ты к нему спиной или наоборот лицом - разницы никакой не будет. В любом случае начнешь морщить нос от неприятного аромата.
Эйда вздохнула, встав носками своих сапог на самый порог дома и напряженно следила за братом, пока тот не скрылся с ее глаз за поворотом в какой-то коридор. Приятное тепло собственной буковой палочки не сильно прибавляло младшей Забини уверенности в том, что вся эта вылазка отныне пройдет без каких-то происшествий. Даже наоборот, это тепло хоть и было еле ощутимо, казалось излишне горячим и оттого тревожил и без того напряженный разум.
Она снова посмотрела на часы, осознавая, что времени на ликвидацию артефактов у них с каждой секундой все меньше и меньше, а тот, что был самым опасным до сих пор не изучен даже издалека. Это нервировало, заставляя всегда безупречно собранную хотя бы на первый взгляд девушку, покусывать свою губу и переступать с ноги на ногу.
Возможно, не зайди в чрево неподвижного монстра ее родной брат, Эйда бы даже не повела бровью. Но в здание вошел именно Дезмонд и именно поэтому сейчас внутри нее внутренности скручивались в тугой комок от переполняющей тело тяжести еще не слишком сильного страха.
Эйда хоть и пыталась показывать себя такой сильной, самостоятельной и не нуждающейся в чьей-то поддержке, но на деле очень часто чувствовала себя совершенно иначе. Будто внутри нее все еще билась та маленькая капризная девочка, которую отец с редкой лаской любил называть принцессой. И ей одновременно и хотелось остаться такой, и хотелось показать всем вокруг, что она уже знает и может очень и очень много. Но сильнее всего хотелось это показать именно брату. Во-первых потому, что тот все дальше отдалялся от нее в стремлении реализовать все свои цели разом и в том, что чем лучше у него это получалось, тем более надменным он становился по отношению к окружающим. Их общение сильно сократилось, и возможно, что это повлияло на образовавшийся в создании юной Забини портрет брата. Новый заменил старые, и это девушку отнюдь не радовало.
Но что точно оставалось в нем неизменным, это знание того, что темперамент сестры обуздать сложно. И сейчас он так же не хотел подчиняться хлестким ударам чужих приказных слов. Она не осталась на месте, а наконец-то переступила порог зловещего дома. И если до этого тишина казалась оглушительной, теперь пространство превратилось в полностью безмолвное. Стук свердца в груди она слышала куда лучше собственных шагов.
Сказать по правде, не только упрямство двигало в данный момент Эйдой, здесь так же можно было разглядеть без особых усилий налет любопытства, которое целиком и полностью относилось к артефакту. Она вновь подняла палочку, позволяя нитям протянуться через пространство к нужному месту. Туда, где прятался под кучей обломков зловещий предмет. Нить с каждым шагом девушки становилась все ярче и издавала все более сильный стрекот, заставляя темные брови сойтись на переносице сильнее прежнего. В глубине дома она слышала звуки, заставляющие насторожиться и ускорить шаг к артефакту.
Первое правило, которому их до скрипа в зубах обучали в отделе - ничего не трогать голыми руками. Никогда и ни при каких обстоятельствах проклятая вещь не должна коснуться голой человеческой кожи. И Эйда предполагала, что вскоре перчатки станут ее второй кожей, прилипнув к ней до конца жизни. Сейчас ткань не скрывала тонкие пальцы, но через несколько мгновений кожа приятно обняло мягкое прикосновение кашемира.
- Wingardium Leviosa, - едва она успела произнести эти слова, как из-под слегка приподнявшейся над полом бетонной плиты на Эйду стремительно что-то вылетело, оглушая и ее, и помещение стрекочущим, внушающим ужас, звуком. Забини попятилась, а затем споткнулась от что-то ногой, падая на спину и быстро отползая прочь, не обращая внимание на боль в пояснице. Нечто уже исчезло, хотя в пространстве все еще слышались резкие порывы от невидимого движения неизвестного существа.
Читая о многом по долгу службы, Эйда к своему счастью, а может быть наоборот - к несчастью, сообразила, что попалась вместе с братом в сильную, почти неотличимую от реальности, иллюзию.
Как могла быстро она вскочила на ноги, осматриваясь вокруг и выставляя перед собой палочку. Брат наверняка уже попал в капкан, который приготовили здесь неизвестные, но спасать его до того, как она разберется с артефактом - нецелесообразно. Это как биться о стекло, надеясь вырваться за его пределы.
Снова повторив заклинание, бетонная плита была резко отправлена в сторону. По дому вновь пронесся зловещий и оглушающий вой. Увы, у Эйди не было с собой ни одного сильного зелья-растворителя для магически созданных металлов. Лишь волшебная палочка и знания, данные не слишком обширным опытом. Но хуже этого являлся только факто того, что количество попыток на уничтожение данного артефакта - ограничено. У него была собственная защита, которая просто не позволит подойти к вещице слишком близко или навредить той, не говоря уже об уничтожении. Она даже не видела, что конкретно это было...
Варианты крутились в ее голове с такой быстротой, что невозможно было бы за ними уследить, проговаривай она все это вслух. Она знала, что самый действенный способ против абсолютно любой заразы - огонь. И самым мощным огненным заклинанием являлось Адское пламя. Но куда ей - младшему сотруднику полузабытого отдела использовать такое заклинания. Особенно в такой ситуации, особенно не имея даже представления даже о приблизительном местонахождении брата.
Она сделал шаг, а затем еще один, после резко поворачиваясь, когда услышала свирепый свист у себя за спиной и разворачиваясь обратно, быстро побегает в небольшой лампе, по виду напоминающую ту, что описывается в восточных сказках с джинами. В спину что-то ударяет, кричит прямо над головой. Эйда снова падает, ударяясь о пол и кашляя от поднявшихся клубов многолетней пыли. Лампа всего в паре метров от нее, так же как и зловещий шепотом на каком-то незнакомом языке.
Чуть ли не рыча, Забини вновь делает рывок вперед, хватая спрятанными под тканью пальцами артефакт. Секунда-другая и она уже на ногах, несется к выходу из здания, как можно быстрее, а после выкидывает лампу в сторону, одновременно посылаю в нее максимально мощное после Адского пламени заклятие.
Голые кусты вокруг и деревья тут же вспыхивают и начинаю трещать. Лампа падает на гравий и с ее стороны доносится тонкий протяжный писк, режущий барабанные перепонки. Тот все нарастал, а потом будто взорвался. разлетаясь на осколки вместе с артефактом и создавая ударную волну.
Какой уже раз за несколько минут она упала?
- О Мерлин, - отползая подальше от растекающейся черной массы, из которой будто пытался вылезти человек, протягивая к Эйде свои костлявые руки мертвеца, будто умоляя помочь. Но вместо этого в него снова летит огненный поток, пока сама девушка поднимается и спешит обратно в чрево проклятого дома на поиски брата.
Он застыл плохо различимым в темноте изваянием, хрипло дыша и цепляясь за натянутый, словно хомут галстук. Перед ним была лишь едва различимая тень... Злобная и не желающая покидать этот мир. Такая магия не исчезает бесследно, пока его прародитель, который сейчас горел в пламени за пределами дома, окончательно не сдаться на милость мучительной смерти.
- Everte Statum, - тень с тихим возгласом отлетает в сторону, а через несколько мгновений совсем растворяется в пространстве, издав последний предсмертный возглас.
Аккуратно и ловко Эйда развязывает чужой галстук, приобняв брата и позволяя ему опереться на себя, пока тот хватает ртом воздух. Дорогой аксессуар она с ненавистью отправляет в сторону, тут же расстегивая и две верхние пуговицы чужой рубашки на которой еще не заметила расплывающегося темного пятна крови. Под ладонью четко ощущается учащенное биение сердце. Немного отрывистое и неровное. Эйда оглядывается, не особенно надеясь на то, что у нее получилось окончательно справиться с артефактом и навеянной им иллюзией.
Вы здесь » HP Luminary » Waiting for better days » silence before the storm
