Ирма часто бывала в магазинчике "Волшебных вредилок", кто-то бы сказал что, пожалуй, слишком часто. Дескать, негоже взрослой солидной женщине, такой как Эмили Олридж, старшему врачу в одном из отделов Мунго, собирать детские игрушки. Вот только они не были детскими, и вовсе не игрушками! Помнится, первые два раза Ирма проигнорировала подобное замечание от одной из своих подруг со второго этажа, но на третий - взорвалась, и сначала принялась ей на словах объяснять обратное, а потом, видя, что та не верит, стащила её за пятнадцать минут до конца дежурства, благо никаких срочных ситуаций, где понадобился врач, не было, и отвела во "Вредилки". Джорджа на месте не было, но это и к лучшему, объясняться перед ним было бы неловко, если предположить, что Эмили вообще знакомо такое слово, поэтому она подхватила под локоть одну из его девочек-помощниц, а девочками Эми звала всех, кто младше неё хотя бы на год, и принялась с её помощью доказывать полезность товаров "Вредилок", и подчеркивать гениальность их создателя, хотя сама-то говорила едва ли не больше, чем эти девочки, просто потому, что за время, которое посещает этот магазин регулярно, она запомнила почти всё, даже иногда удостаивалась чести протестировать какое-то из его нововведений. И не считала это зазорным, потому что кто-то курит, кто-то пьёт, кто-то вообще ширяется, а она справляется со стрессом вот таким безобидным способом. Лучше уткнуться лицом в карликового пушистика, чем присосаться к бутылке. Пушистик, правда, долго не выдержал, став жертвой Марта, но не стоит вспоминать без дела свои психологические правды. А в остальном - что, Ирму могли считать странной, но разве что за глаза, глубоко в закромах души, потому что находясь рядом, она заражала энтузиазмом и требовала ответа на свою страстную энергетику. Джордж, конечно, узнал о том случае позже, и Ирма высказала ему в сердцах, что если бы только она могла, не будь она связана намертво самой себе клятвой помогать, не сделай она это прямо на могиле брата - она бы бросила всё и устроилась к нему на работу, потому что у неё есть явный талант к этому. Но - пусть всё будет, как есть. Джордж тоже потерял своего брата, и будет кощунством судить - быть старше, и пережить смерть брата в детстве, или в сознательном возрасте, при этом имея с этим самым братом один возраст. Но для Эмили всегда был только Джордж. Для неё был только молодой человек, который тогда казался "дядечкой", с такими же огненными волосами, как и у неё, и добрым, пусть и немного грустным взглядом. Ирму сюда привела сюда мама, и она попросила у дочери, чтобы та сначала закрыла глаза, и... Детское сердце легче и больше, как бы ни было велико горе Эмили - она не осушила его до краёв даже сейчас, - она смогла раскрыть его для этого чудесного магазина, и в следующий раз пришла туда уже сама, став первокурсницей, и с детской простотой объявила Джорджу, что она теперь взрослая, потому что поступила на Хаффлпафф, и скоро станет совсем такой большой, как он. Такой же стать в силу разницы между ними не получится никогда, но вставая по утрам и подходя к зеркалу, распутывая колтуны во всё таких же пламенных волосах, Эмили видит молодую женщину. Она стала старше, чем Джордж тогда, и старость даёт ей знать о себе, оставляет следы в виде легких морщин по углам губ и усталость во взгляде, а хозяин "Всевозможных вредилок" становится старше будто только душой, по-прежнему тонко ощущая, что нужно магам нового времени - а иначе как удержаться на рынке?
Эмили не учла, что сердце она раскрыла не только для магазина, но и для его хозяина. Что каждый раз, когда их руки случайно соприкасаются, она ощущает словно бы покалывание в пальцах, и теплую волну, идущую от низа живота, и замирающую где-то в грудной клетке, так обдаёт  прогретым за день ветром на закате. Такое же ощущение Эмма испытывает, когда их взгляды пересекаются. И не то чтобы у неё не было отношений, нет, наоборот, но вот такое с ней, кажется, впервые. Персональный источник тепла даже в лютый мороз, что-то жгучее под рёбрами, по ощущениям - красное, ярче, чем его и её волосы. Теплеет в душе даже просто при воспоминании, даже когда она касается каких-нибудь его изобретений. Это похоже на тонкую магию прозрачных сфер, что-то, чего он сам не добьётся никакими чарами и зельями, сколько бы ни модернизовал набор "Чудо-ведьма". И это ощущение не хочется терять, но и опошлять его тоже не хочется, к тому же, у Джорджа Уизли вроде как любящая жена и два ребёнка. Ей же бездетной до конца жизни ходить, а в связи с переменами - Ирма даже не знает, когда эта самая её жизнь оборвётся, но тогда что ей терять? Можно хотя бы попытаться увеличить и сохранить в себе это светлое чувство. Ирма не представляет себе, что с ним возможно жить всегда, имея рядом любящего человека, не очень-то верит в это, если честно, что однажды всё не сотрёт быт, как стирает получивший подсказку школьник неверный ответ с доски, пальцами, даже не прикасаясь к тряпке, быстрее стараясь исправить - жизнь с этим ощущением, руководящим тобою постоянно, была бы идеальна - и очень быстро бы оборвалась, потому что в этом мире вообще нет ничего идеального.
Но если терять правда нечего... Она неловко и невпопад, хотя не ожидала подобного от самой себя - подумать-то, врач со стажем, жестко и без компромиссов доносящий до пациентов диагноз, робеет в совершенно бытовой ситуации! - предложила Джорджу сходить вместе куда-нибудь. А он ещё более неожиданно для неё и, быть может, для себя самого, согласился, этим вызвав у Эмили такую волну ощущений, что она на миг показалась самой себе если не школьницей, которая пришла во "Всевозможные вредилки" впервые, но точно трепетной третьекурсницей, или когда ей там понравился впервые какой-то мальчик? Но даже тогда всё было не совсем так, тогда это было неосознанно и естественно, как зеленеющая трава во весне, сейчас же её чувство было спелым, как яблоко во время спаса, и сладким, как мёд.
И вот сейчас они здесь, в ресторане. Эмили опоздала буквально на десять минут, потому что сначала бегала по дому в поисках помады, которую в прошлый свой "выход в свет" закинула куда-то далеко, а было это месяц назад, на секундочку, философствовала с наблюдавшим за её Чарли сбором о том, стоит ли выпить для храбрости, или не всё-таки, потому что дома из выпивки только портвейн, и тогда она точно станет соответствовать брошенному однажды обиженному "Портовая шлюха!" от бывшей однокурсницы, а потом Март притворился, что ему плохо, и в результате срыгнул бросившейся спасать его Ирме клок шерсти на платье, и само платье пришлось срочно менять, матерясь и полусерьёзно проклиная все виды кошачьих, вызывая у кузена смех. В результате она всё-таки хлебнула перех выходом - успокаивающего настоя, спасибо, опять же, Флетчеру. О том, что она сама - Флетчер, Эмили вспоминала только тогда, когда бралась за отцовские часы для гипноза.
В результате она явилась  в простом чёрном платье, в котором, впрочем, была изюминка, как и в самой Ирме. Она преобразилась, распустив более привычный для работы хвост, и сменив брюки и кроссовки на этот открывающий ноги ниже колен наряд с туфлями на каблуках, пахнущая настоящей гарденией, а не духами, и чтобы уловить этот аромат, требуется продвинуться к ней близко-близко...
Она сама выбрала достаточно дорогое место, сразу же со своей прямотой едущего на войну танка поставив Джорджа перед фактом, что платить будет сама за себя, ведь это же не подростковое свидание, верно? Она бы сама предпочла про себя называть это свиданием, но они точно не подростки, она - состоятельная женщина, а у него старший сын, вон, выше самой Эмили на целую голову, хороший такой мальчик, наверное, похожий на отца в детстве. В общем, лучше без этих заезженных формальностей. И вот, Ирма, встретившись взглядом с Джорджем, уже сидящим за столом, и ощутив эту волну, к которой всё не получалось привыкнуть, и помахав ему рукой робко, сначала задержалась, потому что один из официантов оказался недавним её пациентом, и теперь рассыпался в благодарностях. Ну надо же, а Эмма ожидала, что всё будет наоборот, и это Джорджу не будут давать покоя. Она прервала чужой речевой поток, просто опустив официанту руки на плечи, и задержав на пару мгновений на нём пытливый взгляд, затем развернулась, и наконец направилась к их столику, будто почти не касаясь каблуками пола, купаясь в этом волнении и одновременно лёгкости, как моральный вампир, высасывая их у самой себя. Села напротив, как было бы положено, и - и вдруг ощутила себя будто бы спокойнее, на своей волне. Это всё тот же Джордж Уизли из "Всевозможных вредилок", ну, а она - всё та же Ирма, "горячая" девочка с маленькой трагедией внутри. Поэтому она просто улыбнулась, и произнесла ни разу не дрогнувшим голосом:
- Привет. Прошу прощения, что я опоздала. Всегда подозревала, что мой кот - тот ещё...козёл, а не кот он, в общем. - Уголки напомаженных алым губ поползли ещё немного вверх, но от самой этой улыбки словно раз - и нет никаких морщин. В  без-хвостика-тридцать ведь жизнь, в общем-то, только начинается, да?
- А как твои дела? Мальчишка, который на прошлой неделе попытался украсть кусачую кружку, и в результате чуть не остался без пальца, так никуда на тебя и не подал? - Далеко не впервые Ирма слышала, а порой и сама становилась свидетельницей подобных происшествий. Она давно поняла, что существует одна болезнь, с которой точно никогда не справятся никакие врачи, и имя ей - тупость. Вообще-то, если честно, таких "недугов" было куда больше, но не стоило сейчас заводиться, вспоминая на них. Сейчас бы настроиться на романтичный лад, даже если само понятие "романтика" со временем стало просто словом.

Бог с тобой, равноценность не важна
ведь моя любовь - это не твоя вина
так я карме отдаю долги, не споря
и ты свои отдашь уже в других историях

Одно свидание. Она дала себе право на одно свидание. Уж с собой-то можно быть честной, она мечтала об этом свидании, как девчонка, хотя позади таких - ух, и со временем в них теряется что-то особое. Ирма не может не то что ощутить однажды радость материнства, она не может даже более-менее счастливо выйти замуж. Или подсознательно не хочет этого? Любовная лодка всегда разбивается о быт, так к чему эти формальности? Лучше до конца жизни - с котом, да самой с собой, потому что себя нельзя ни предать, ни одурачить. Хотя Эмилия пытается, да будет свидетелем Мерлин, она уже почти преуспела в этом. Свидания, встречи на один раз - они стали привычными, лодке не разбиться о быт, потому что даже самой лодки-то нет, Олридж больше ни в кого не влюбляется. Для неё это стало чем-то вроде спорта, привычки скрашивать досуг - находить кого-то на своих безумно редких выходных, встречаться максимум несколько месяцев - опять же, только в действительно свободное время, которого невероятно мало для человека, кто давно и счастливо вышел замуж за свою работу, чтобы затем повторить схему заново. Заново, заново, заново - и так летят года, а счастье, помимо того, что она испытывает, года вытягивает очередного пациента почти с того света - есть ли? Даже насущное обрубили, бросив во что-то муторное, но вроде бы безумно важное, если верить Вэйру, разумеется. Поэтому - одно свидание, не такое, как все, потому что Эмма действительно жаждет этого, не ощутить себя любимой - глупо надеяться на подобное от женатого не на ней мужчины - но хотя бы окунуться в это море любви самой. У них не может быть ничего серьёзного. Только одно свидание. Сам Джордж, как ни печально - её гарантия, что дальше дело не зайдёт. Он вряд ли имеет привычку направо и налево изменять своей жене. Он счастлив с нею в браке? Эмму злит и веселит одновременно то, что иногда, глядя в окно из кабинета, отставив в сторону бумаги с бесконечным потоком идей и расчётов, она хочет, чтобы он не был. Она почти уверена, что он не, но глядя на погруженного в работу Джо, она желает ему счастья так отчаянно, что в обмен бы отдала то, что имеет сама - счастья любого, пусть даже с женой, пусть так, пусть она не видит за его улыбкой боли вообще никогда, пусть он засмеёт её, когда она пригласит его на свидание... Но он Ирму не засмеял. Является ли этот факт сам по себе тревожным звоночком? Законно ли это их свидание? Свидание, свидание, свидание - заезженному слову не объяснить всю гамму чувств, которые Эмили испытывает, сидя с "господином Уизли" за одним столом в этом ресторане. Пару раз она здесь была и раньше, с другими молодыми и не очень людьми - может себе позволить, как свободная женщина - но разве было когда-нибудь вот так? Это ощущение слишком прелестно для того, чтобы оно могло повториться снова.
Она не считает чужие шутки глупыми, и вполне искренне улыбается в ответ. Встречает взгляд Джорджа, легко и открыто - но всё равно опускает глаза, когда он заговаривает о работе, и ощущает облегчение и благодарность, когда тот сглаживает тему, переходя на что-то другое. Но всё же Ирма ответила с чувством, как говорят о городе, в котором вырос, и который пришлось покинуть:
- Безумно скучаю. - И не развивает эту ветку разговора дальше, не пытаясь даже разъяснить, как же это трудно, следовать своему долгу, бросаться с головой в омут, желая сделать что-то хорошее, что-то лучшее. И её улыбка расцветает ещё ярче от чужого многообещающего тона, и последние следы таинственности и тоски исчезают из неё. Эмили не глядя убирает прядь волос за ухо, чуть склонив голову, и заговорщически почти шепчет:
- Для того, чтобы удивить давних и преданных покупателей, придётся очень постараться.
Она же следила за развитием "Вредилок" практически изнутри, с жадностью захватывая любую новую деталь, и быть может, будь Ирма чуть менее ответственной, не нагрузи себя по самое горло - может быть, бросила всё, и устроилась к Джорджу какой-нибудь секретаршей, строя посетителям глазки и заговаривая зубы по поводу любого товара - она и так знает их наперебой, даже без подготовки, хоть экзамен сдавать. Поэтому сейчас своим шепотом, фактически, бросила Джорджу вызов, уже зная, что он сможет ответить на него с достоинством - ну, это же Джордж Уизли, да? В его рыжей голове хранится невероятный источник идей, такой, что Эмилии остаётся только завидовать, ей бы подобный творческий потенциал сейчас - да на рабочее русло... Сталкиваются внутри живое воображение и врачебная строгость и неприкосновенность, перетягиваются трудоголизмом так, что трудно дышать. Это - и её возможность провести вечер не так, как всегда. Вместе с лёгкостью и азартом Ирма ощущает почти отчаяние, она старательно отгоняет мысль о том, что для Джорджа это - измена своей жене, она не хочет добавлять ему проблем своей персоной, это же просто цивильная встреча старых друзей, да? Они не зайдут далеко, об этом Эмма не может даже мечтать. Она даже не уверена в том, что действительно могла бы заинтересовать Джорджа, как женщина - до сих пор, во всяком случае. Слишком молодая, слишком стремительная, взрывная - а ему, может быть, покоя хочется. Но, как писалось в одном из её самых любых произведений - не ищи покоя, такого зверя нет на свете. И всё же, всё же. Если всё пройдёт гладко, они дальше будут делать вид, что ничего особенного не произошло. Но, может быть, так было бы легче, если бы Джордж пресёк эти попытки на данном этапе, пусть даже оскорбил её, разрушив этим самым все самые светлые чувства к своей персоне - но он же не станет. И это - одна из тысячи причин, по которым она любит его. На самом деле любит, как признала однажды, будучи пьяной вдрызг, рыдая на плече у Чарли, у своего дорогого кузена. А потом с каменным лицом делала вид, что ничего не было, наивно полагая, что если о своих чувствах не говорить - их будто бы и нет вовсе. Никогда, наверное, не сможет расслабиться и смириться с этим чувством, даже всерьёз пойти у него на поводу, поэтому вот эта их встреча - маленькое послабление, небольшая моральная компенсация за отсутствие чего-то такого человеческого, благословенного в своей жизни.
- В общем, конечно да, я обязательно загляну, а может быть, чуток раньше, если с чем-то нужна будет помощь. - Ирма испытывает несколько детскую гордость за то, что в принципе допускается туда, где "творится магия", а не лицезреет магазин только по ту сторону прилавка. Она соприкасается с этим, может сделать что-то для того, что является для неё в жизни одним из немногих якорей, не позволяющим смыть себя в эту повседневную серую суету.
Тем временем к ним приближается официант - Ирма испускает тихий, усталый вздох, переводя извиняющийся взгляд на Джорджа, - тот самый, что задержал её у входа. И из его потока благодарностей и восхищения, когда он узнаёт наконец хозяина "Волшебных Вредилок", Эмилии наконец удаётся распознать что-то чёткое, относящееся к делу, а нескончаемый поток она прекращает суровым и громким покашливанием, берясь за меню, но даже не заглядывает в него, не сводя с официанта взгляда - так удав, гипнотизируя, смотрит на кролика. Это - тоже почти часть его работы, теперь уже бывшей. Всякие люди числились в её пациентах, и истерики, и такие вот восхищенные любой ерундой балаболы, и к каждому нужно было суметь найти подход, чтобы справиться со своей врачевательской миссией.
- Если мой спутник не против, то нам, пожалуйста, бутылку белого сухого вина, и...ммм...паэлью с креветками. Джордж, ты сильно голоден?  - Переспрашивает, улыбаясь Джорджу как-то намекающе и задорно. У них не было времени обговорить заказ, а сейчас его тоже нет, и может быть, если этот официант укатится восвояси, то они смогут поговорить нормально хоть о чём-нибудь. Нет, Эмма не ненавидит людей, даже таких, просто сегодня - особенный для неё день, и поэтому поменьше бы отвлекающих факторов. Она хочет насладиться каждым мгновением.
Когда заказ наконец оформлен, и официант удаляется, Олридж не выдерживает и испускает почти девичий смешок, тут же прикрывая рот ладонью, впрочем.
- Хотя знаешь, мне кажется, при такой обстановке было бы неплохо заказать сразу две бутылки, чтобы каждый пил из горла. Нет, ты не подумай, что я слишком сильно дружу с этим делом... А, хотя кого я обманываю - где ты видел и капли в рот не берящих врачей? - Хмыкает, и делает глоток из бокала, в котором пока что - только вода со льдом. Хоть это удалось получить без боя, просто Эмилии почему-то здесь очень жарко. И ей уж легче признать, что она где-нибудь простудилась, и завтра проснется в состоянии нестояния, чем что при такой близости от Джорджа в такой неформальной обстановке она попросту плавится. Эмили всё же сделана не из стали, да и у неё есть своя температура плавления.

Отредактировано Irma Oldridge (2018-07-09 17:46:43)

такая жадная царская привычка
заполучать всё без боя, без остатка
но я же знала, что кто-нибудь однажды
меня получит - да нужно ли ему?

На что ты надеешься? Ирма прятала взгляд от зеркала, собираясь сюда, на это свидание, боясь увидеть в своём отражении осуждение, зная, что увидит в своём отражении отчаянье и эту дурацкую надежду, которую лучше было бы убить одним ударом ещё в зародыше. Но она не смогла, а он - не... не захотел? Женщина задавала этот вопрос коту, с которым в обнимку лежала на незаправленной постели, задумчиво поглаживая его по лоснящейся шерсти и почти не реагируя на шипение, до тех пор, пока не получила когтистой лапой по ладони. Да, точно, какие бы философские вопросы её ни гложили, Март в этом не виноват, о чём он напомнил позже, конечно же, той выходкой с её платьем. Кто-то там в больнице шутил, что питомцы похожи на своих хозяев, хотя Ирма что-то не помнит, чтобы она была такой беспринципной и наглой тварью со взрывным характером... Беспринципная и наглая тварь смотрела на неё из зеркала, когда Эмили всё же пришлось туда заглянуть, чтобы нормально накрасить губы. И всё-таки, она же на что-то надеялась, давая себе спуск, отдавая телу приказ расслабиться, правда? Что-то мерзкое, разбитое и отчаянное внутри колыхалось, требовало, желало покорить, отобрать Джорджа, как какую-то драгоценность, которую его жена не ценит и потому совсем не заслуживает, взять его себе, если самой-то хватит хоть чего-нибудь, если сама окажется достойна. Не пить много, она обещает это себе, когда все приготовления окончены, когда разобралась с котом, но вот сейчас в этом ресторане вода вот-вот сменится вином, и Ирма думает о том, что по настроению хочется водки - хлебнуть и полезть к Джорджу с поцелуями, затем спихнув всё на обычное опьянение и его смущающий результат, хотя на самом деле чаще всего в подобных ситуациях роль алкоголя слишком преувеличивается, ведь он просто развязывает язык и путы из приличия, а основная роль приходится на самого человека, то, что пытает и душит его изнутри, когда он как стёклышко. Но Эми связывает себя не путами - надевает на пояс стальной обруч мысленно, обещая не будить в себе слабое и женское, как бы ни захотелось, сколько бы ни выпила - даже если обратить собственную шутку в жизнь и взять им по бутылке. Но всё-таки мысль хотя бы об одном поцелуе просверливает ей голову, и взгляд падает на губы Джорджа, когда он делает глоток из бокала, и Олридж думает о том, что мечтает об этом больше всего на свете, а дальше пусть наступает и вовсе этого самого света конец - ей хватит. Но при этом она понимает, что рассуждать о подобном бесчестно, и осознает, что если даст слабину хоть в чём-нибудь ещё - сорвётся с поводка, разгрызет обруч собственными зубами... Нет, прочь, прочь! Ирма закрывает глаза на миг, делая вдох, а потом  раскрывает глаза и беззаботно улыбается, оглядывая публику, которую совсем недавно её спутник назвал почтенной, разглядывает  костюмы и особенно платья, которые всё равно куда лучше и дороже, чем у неё самой, но ведь в том-то и дело, эти женщины такие дорогие, куда дороже неё, а ей мамочка в детстве говорила, что она бесценна. Нет, не бесценна - бесценок, Джордж бы и задарма её не взял, и может быть, дело вовсе даже не в его жене - действительно именно в ней самой. Может, Джо не любит рыжих? Их полно среди его родни. Но Эмма ловит на себе его взгляд, и ей перехватывает дыхание, потому что или в голову уже ударил алкоголь - иллюзорно, потому что до тех пор, пока не принесли вино, можно было только ловить дурманящий аромат, стоящий в воздухе из-за того, что кое-где уже вовсю что-то отмечали, и вот эту публику они бы эпатировали со своими бутылками, даром, что достойное вроде как заведение, - или случилось ещё что-нибудь, на самом деле, причина вообще не важна, но лучше придумать её, чем действительно осознать, что Джордж смотрит на неё не так, как на ту девочку, которая когда-то пришла в "Всевозможные вредилки" впервые, прячась за юбку матери, пусть он тоже наверняка помнит этот день. Он удивляется тому, как быстро она повзрослела? Она сама этому не может перестать удивляться, как и тому, с какой скоростью растут в ней чувства к нему - из детской и застенчивой симпатии во что-то осознанное, глубокое и взрослое, без примеси плотского только потому, что это было бы слишком шикарно, слишком невозможно для этой жизни. Но то ли накладываются на собственное восприятия тщательно заглушаемые, но прорываемые сквозь защиту смутные надежды на что-то, чего она сама почти боится, и во что слабо верится, то ли в чужом взгляде она видит что-то ещё, Джо любуется ею, не просто как старый друг, он смотрит на неё, как мужчина на женщину, и боже, Эмма не помнит, когда она успела обратиться в женщину, хотя сама и признает, что распустилась, как  чудесный цветок, и глупо приукрашивать реальность тем, что это всё для него - оно для себя самой, чтобы прикрывался чем-то жесткий и упрямый характер, чтобы на себя отвлекали внимание нежные лепестки, пока впиваются в пальцы шипы. О да, она такая дерзкая со всеми, с лезвием бритвы вместо языка - но здесь и сейчас при этом человеке вдруг млеет, и только приподнимает бокал за тонкую ножку, но не касаясь им чужого, потому что за мертвых не чокаются, а прямо сейчас у неё что-то будто бы умирает внутри от осознания того, что ничего из этого не получится, и повторяет эхом, кивая:
- За этот вечер. - И больше никаких слов не нужно, потому что то, что этот вечер вообще состоялся - вообще что-то из области фантастики. Его не должно было быть, но они оба его допустили, и может ли это быть намеком на то, что у Джорджа тоже есть к ней какие-то чувства? Хоть какие-нибудь. Думать об этом страшно и сладко, она предпочитает этого не делать, делая не один глоток, а сразу несколько, пытаясь скрыть волнение и не церемонясь при этом - предупредила же про пьющих врачей. Всё равно вино не даёт окончательно расслабиться, только создаст ещё через пару бокалов дымок в голове - мимо проскальзывают мысли о том, что всё-таки хотелось бы чего покрепче, пусть это и стало бы роковой ошибкой этого вечера. Но этот вечер сам - ошибка.
Им приносят заказ, и дышать становится даже как-то легче, не потому, что Эмили только сейчас вспоминает, что не ела с самого утра - настолько она волновалась перед свиданием, хотя бы мысленно можно называть вещи своими именами, да, - и не потому, что душевная пустота заполняется вполне себе физически, а просто сама обстановка, когда они освобождаются от официанта, который пусть и засунул свой язык, куда следует, всё равно бросал на них странноватые взгляды, становится чуть разряженнее, и улыбка Джорджа - или это от вина? - кажется ей чуточку ярче. И сидя за этим столом, не настолько умело, как хотелось бы, разбираясь с паэлью - чаще по пабам ходит, чем по ресторанам, пусть с Джо и захотелось чего поприличнее, - и разговаривая со своим спутником о чём-то непринужденно, о том же магазинчике, о Сюзи и её смышленном мальчугане, даже немного о детстве Роксаны и Фреда, потому что ей на самом деле интересно, рассказывая что-то о себе и о Чарли, имя которого Джордж наверняка мог слышать, потому что тот обитает в Хогвартсе в должности практиканта, Эмили вдруг ловит себя на двух мыслях: во-первых, она всё-таки, возможно, была бы не против детей, ну, в принципе, лет еще через пять, если только от любимого мужчины, конечно, а во-вторых, её любимым мужчиной на самом деле является и, кажется, останется навсегда, Джордж Уизли. Он не прав, думая, что Ирма влюблена в образ, она бы наверняка даже оскорбилась, узнай вдруг о подобном ходе чужих мыслей - нет, она... помнит слишком много. Врезается в память каждая их встреча. Тогда, когда она пришла к нему впервые, ещё не зная, выплакавшая все глаза после смерти брата, и сначала не желавшая ни на что из товаров смотреть, и продолжающая прятаться за мать, пока та, отчаявшись, не оставила их наедине, уйдя в другой конец магазина, оставляя Джорджу попытки самому при желании наладить контакт с печальным ребёнком, и ведь наладил же, вот тогда, выболтав ему причину своей грусти, Эмма увидела в его глазах понимание. И с тех пор вглядывалась в него часто-часто, чутко замечая малейшее изменение, выискивая, не отдавая себе в этом отчёт, в нём что-то помимо выдумщика-бизнесмена, хотя и этим образом вдохновлялась, но возможно, существуй только такой, и ничего кроме, видь Эмили только человека за прилавком, она бы и не влюбилась так сильно. А так - ну, хватит, иначе желание напиться и/или творить глупости всё же перемкнет здравый смысл. В какой-то момент Ирма отодвинула от себя тарелку, понимая, что хотя осталась ещё чуть ли не половина, больше ни куска не полезет в рот - в отличие от вина. Она, если признаться, успела разомлеть от алкоголя, выпитого изначально на голодный желудок, пусть это и была всего пара бокалов, именно поэтому, сощурившись, как довольная кошка, подняла на Джо ставший уже совсем по-девичьи озорным взгляд:
- Не знаю, как ты, а я устала от шума почтенной публики, даром, что ресторан. Может всё-таки подумаешь более серьёзно над моим предложением по поводу...ну, хорошо, хотя бы одной бутылки? Просто так, из горла, и чтобы никого не эпатировать - подальше отсюда. - Щурится снова, уже хитро - полностью вернула Джорджу его фразу. И это похоже на попытки кататься на велосипеде чем-то даже - когда только начинаешь держать равновесие, нужно не разбираться в том, а как же это работает, а быстрее крутить педали. И она крутит, пользуясь собственной слабостью, не думая о том, насколько подобное вообще прилично. - Сегодня, вроде бы, полнолуние, а я знаю одно чудесное открытое местечко на природе недалеко отсюда. Давай, Джордж, пойдём, когда ты в последний раз позволял себе просто забыть обо всём и наслаждаться луной в компании вина и шикарной женщины? - Смеётся, выставляя только что сказанное за дешёвую шутку, а сама невольно задумываясь - действительно, для неё самой луна под компанию вина и шикарного мужчины кажется чем-то таким, о чём нельзя и мечтать. Или всё-таки можно? Она бросает Джорджу почти вызов, надеясь, что тот, хоть немного одурманенный алкоголем, примет её предложение. Это же просто продолжение приятного вечера в компании старого друга, разве нет? Этот вечер остаётся ошибкой для них обоих, но если уж ошибаться - то почему бы ни ото всей души, со вкусом... этот сладко-терпкий от вина как раз подойдёт.

Очередное предложение Ирмы принято, но она уже достаточно размякла от вина для того, чтобы удивляться этому и напрягаться - если уж ступили на эту скользкую дорожку, то не упустят ли момент, когда ноги начнут разъезжаться до тех пор, пока они не плюхнутся, как в дешевой комедии, в ближайшую не до конца покрытую изморозью лужу. Вот только в комедиях, что очевидно, это должно быть смешно, тогда как в действительности, если они оступятся, будет совсем не весело, будет трагедия и еще больше проблем. Разве Олдридж не хватает проблем? Больные, что даже после её вынужденного увольнения из Мунго, продолжают звонить и искать встречи, и не поймешь, продвинулась по карьерной лестнице вертикально, горизонтально - или осталась в том же болоте. Работа в Отделе Тайн, вроде как магически-государственном органе, стоящем рангом повыше больницы, не приносила никаких плюсов, кроме одного, весьма зыбкого - но рвущего самые тонкие нити в душе женщины. Что бы она увидела в чертовом волшебном зеркале, загляни она в него хоть раз? Нет, даже не Джорджа, который её целует и обнимает любовно, это было бы слишком просто, собственные интересы обесценивались на фоне более глобальной мечты - чтобы больше не было смерти. Чтобы люди были здоровы. Чтобы умирали только от старости, ну или окей, чтобы не устроить глобальный взрыв по демографии и перенаселение - от случайных факторов, но не от болезни... и не от войны. Та маленькая дань, которую она тоже отдавала отчасти и Джо, пусть тот никогда и не узнает об этом. Да, было бы хорошо, чтобы он не узнал о том, как Ирма в лаборатории вместе с компанией других таких же отчаянных, под руководством то ли человека идейного, то ли попросту психа, старается поворачивать человеческий организм с ног на голову, дабы создать идеального человека, для начала - солдата, что поможет хотя бы их родной Британии обрести гармонию, мир и покой, а затем абсолютно каждого человека сделает здоровым, а от того и раз в десять счастливее. И в том числе никому из Уизли не придется, даже если вдруг наступит более серьезная война, выходящая за рамки холодной, терять там друг друга и своих детей. Мир во всём мире? Всеобщее здоровье и счастье? Утопия. Горько-сладкая пилюля, которую женщина запивает вином. Но прямо сейчас она верит, что шансы у них действительно есть. А если взять ещё более узкий отрезок времени, обрезать границы до конкретного этого вечера, то... Любые честолюбивые и полные надежд мысли выветрило окончательно, кажется, даже ещё до попадания на свежий воздух. Они платят за этот вечер поровну - цена не оправдывает вкус блюд и вина, но Ирма была бы готова сама заплатить вообще за всё и всех за то, что получила помимо этого ужина в ресторане - и что сможет получить еще.
Получает ли, подойдя к Джорджу близко-близко, чтобы трансгрессировать вместе с ним? Ей бы хотелось замереть вот так хотя бы чуточку на подольше, задержаться немного, прижимаясь к нему, чтобы опустить голову ему на грудь, слушая, как бъется его самое родное в мире сердце, и как его и её сердечный ритм сплетаются в один. Но стоит яркой вспышке, переносящей их в нужное место, оставляя после себя тающую через пару мгновений легкую тошноту, погаснуть - как Джордж буквально отшатывается от неё. И Эмили замечает это слишком остро, не списывая ни на алкоголь, ни на что. Что она, жжется разве? Но полузадумчивая улыбка, касающаяся её губ, не блекнет и не становится более печальной ни на йоту, женщина просто отводит от Джорджа взгляд, с наслаждением вдыхая ночную прохладу ночного леса, в который они попали. Звезды над головой стелются алмазным ковром, небо может меняться местами не только с водой, но и попросту с землей тоже - там, наверху, на этом куполе, словно действительно расстелен по чуть выгнутой поверхности ковер, вполне себе осязаемый, и принадлежащий самому богатому в мире человеку. Иногда этими самыми богатыми в мире людьми становились они с братьями. Это было чертовски давно, будто бы уже и совсем неправдой. Чуть ближе к яви - когда вот так, замирая в уютном безмолвии, смотрели ввысь они с Чарли. Небо было к ним равнодушно, но разве в этом нет особой прелести? Кто-то будет вечно гордиться переливом и шиком своего ковра, кто-то другой, может, когда с земли сотрутся последние их следы... Думать об этом сейчас даже не больно - легко и почти приятно, от вина и приятной компании. Джордж прав, здесь изумительно, но когда Ирма делает глоток вина из бутылки, что захватил для них её спутник, она на мгновение жмурится, потому что вино - это просто вино, а не заживляющий душевный раны эликсир, как хотелось бы. Черт, являйся оно им  - не она, так мозгоправы, у которых Эмилия перенимала драгоценные знания, стремясь наладить отношения с пациентами, и самой страдать поменьше от их нервозности и временами совершенно лишнего, ведь мало ли на свете ипохондриков, беспокойства, - наверняка бы остались совсем без работы. Нет, тут всё гораздо тоньше и интереснее. Сделал глоток-другой - и вот, расхлебывай проблемы, ноя у различных психологов на тему того, "почему я такой дурак/такая дура". Но она делает свой, и время для нытья у неё занято нарывающимися на дополнительную кроме больничной помощь пациентами, а на худой конец, вместо мозгоправа у неё имеется кузен. Разумеется, она выдаст ему всё то, что болит, вот только... болеть от этого не перестанет. Только накроют, быть может, волны посильнее из-за тысячи и одного упущенного шанса на этот вечер. Бутылка, тем временем, передаётся ей вместе вопросом, который Джордж задал, быть может, чисто для галочки. Захочет ли он нарваться на откровенный ответ?
- Реже, чем хотелось бы. - Делает еще глоток подостывшего вина, и ежится - как это объяснить, когда холодно одновременно и снаружи, а теперь еще и внутри, но при этом - настолько жарко? Её лицо, и даже будто бы плечи пылают, когда Джордж, очень вовремя решив одолжить свою мантию, проводит по ним ладонями. Ирма уже не может понять, холодно ей или жарко, ощущения выходят куда-то далеко за эту физическую грань.
- Спасибо. Действительно, я как сапожник без сапог. - Однако она сохраняет вид, что абсолютно спокойна, только закутывается посильнее в мантию, хранящую на себе тепло Джорджа. Возвращает ему бутылку, и осторожно решает высказаться, донести одну из тех важных мыслей, о которых, будучи младше, могла с ним долго разговаривать на грани спора. До сих пор сохранила свою искренность и горячность, только поняла вот, что некоторые темы нужно обходить, обтекая углы стандартной любезностью... не сейчас, когда вино снимает её с поводка, или затягивает туже ошейник на шее - так просто не разобраться, но и не стоит.
- Ты когда-нибудь слышал термин "профессиональное выгорание"? Я очень люблю бывать здесь, когда максимально к нему близка, но ещё не отбивает желание шевелиться.  - Тонкая и невеселая улыбка касается губ женщины, но лишь на миг. - Мы нашли это место с братьями. Тогда Ирвин был чуть менее занят построением своей личной жизни, а Макс... Макс и привел нас впервые сюда, мы играли в прятки неподалеку. - Её голос не дрожит при воспоминании о былом времени и погибшем брате - не сейчас. Вино развязывает ей язык, и что же, стоит высказаться, пока его действие не закончилось. - Иногда я чувствую себя так, словно у меня больше нет никаких сил, и я не хочу работать и кого-то спасать, потому что даже если я буду делать это изо всех сил, драть с себя три шкуры - разве в масштабах вселенной... - Она указывает на небо рукой, слегка обводит ею лес. - ...это не бесполезно? Я не единственный врач в мире, вместо меня этим займется кто-то другой, в масштабах вселенной вообще никто сам по себе ничего не стоит. Но не задумывался ли ты о том, что для кого-то ты можешь и быть этой вселенной? - Эмили переводит взгляд прямо Джорджу в глаза, и непонятно, о ком она начинает говорить, её "ты" просто приводит к общему знаменателю...или является обращением. - Конечно, какая к чертям разница, ничего не изменится в мире глобально, если один конкретный ты опустишь свои руки. Но есть те, для кого это имеет значение, есть те, кого ты можешь, может быть, действительно спасти. Поэтому всё, что действительно обесценивается под этими звёздами - твоё желание опустить руки. Я вижу это особенно чётко, когда прихожу сюда. У меня нет шанса сдаться, пока я могу сделать еще хоть что-нибудь. Я хочу, чтобы кто-то ещё увидел эти звёзды. Ты можешь сделать так, чтобы эти звёзды отразились в чьих-то ещё глазах, наполненных радостью, а не горем. - Ирма говорит, и звёзды отражаются в её глазах. Быть может, слова женщины не лишены напыщенности и идеализма, но прямо сейчас она прекрасна в своей решимости. - Мы говорили сегодня и о Луи. У мальчишки не закрывается рот, когда за семейным ужином заходит речь о тебе, и видел бы ты лицо Ирвина, когда он всё-таки оставляет свои дела и устраивает этот самый ужин. Роль любимого дяди занята однозначно не им. - Глухой смешок, теперь вроде бы даже веселый - но ногти сжавшейся в кулак руки болезненно сжимаются в кулак. Время, когда старший брат устраивает эти ужины, хорошо, если совпадет с годовщиной смерти матери - временами, как он говорит, извиняясь в своих письмах, у него нет. На память о матери. Да пошел он, пошло оно всё. - Это может показаться странным, Джо, но я думаю, мы делаем одно дело. Мы залечиваем чьи-то раны, просто я - снаружи, а ты - изнутри, не умаляй роли твоей лавки в глазах Луи или моих, я слишком хорошо помню, как именно ты вернул мне радость жизни после смерти Макса. Но кто будет лечить целителя?.. - Медленно мотает головой, а затем вдруг возвращается к непринужденному тону, словно не было этой пламенной речи:
- ...Благодарные пациенты иногда возвращаются и приносят в качестве подарка то мёд, то различные травы. С лекарствами от вирусов, хвала Мерлину, они имеют дела только по моему назначению, но вот от простуды я точно спасена. - Может быть, целителей иногда способны вылечить их пациенты?

Из тысячи возможных сценариев, которые только могли прийти ей во всяком случае на относительно свежую голову, того, что случилось на самом деле, не было ни в одном. Она... Ирме хватило здравой оценки для того, чтобы понимать, что она хороша собой. Она не была одной из тех дамочек, которые жалуются на то, что они якобы слишком толстые или некрасивые, чтобы уловить в свой адрес добрую дюжину комплиментов. Но при этом она на самом деле с хирургической точностью обличала все свои морщины, синяки под глазами, и прочие мелкие недостатки, за которые не корила себя - просто оставляла их своей частью. Они тоже были ею, и да, её рано было списывать со счетов в поприще привлекательности, но всё это - не для него. Не для Джорджа Уизли с его смуглой и темноглазой женой... Чёрт, не для женатого Джо с двумя детьми. Хорошо. Она смирилась с этим слишком давно, потому что даже застала момент, когда у него появились дети. Кажется, тогда Джордж был счастлив. Сын, а затем дочка. Красивые и наверняка очень хорошие, как он сам. Ей не дано, наверное, было понять родительскую гордость - но представляя себе иногда, что стало бы, появись у неё дети, муж, семья, вот всё это, обычная человеческая кутерьма - она вряд ли променяла это на рыжую пигалицу... в данном случае - ну, рыжего жиголо, не то чтобы Ирма совсем была против девушек, но выступала всё-таки за традиции. И будь они на месте друг друга - осуждала бы она Джорджа, не будь у него к тридцати годам своей семьи? Имело бы для неё это хоть какое-то значение?.. В общем-то, нет, как  и Джо не осуждает свою, ну, подругу? За то, что она до сих пор без маленьких спиногрызиков и стены, за которой можно будет спрятаться ото всех невзгод мира, блаблабла. С чьей-то точки зрения она демонстрирует свою непригодность. Как мать. Как женщина. И это смешно и одновременно немного горько, что будь Джордж свободен и без детей, она бы ради него наверняка бы бросила семью - не смогла бы удержаться, да и не может даже в фантазиях побыть счастливой традиционной матерью, следящей за домашним очагом.
...но даже это было бы легче вообразить, пусть и кривясь от подобных образов, чем то, что Джордж поцелует её сам. Не во сне. Не потому, что она попросила бы его - никогда бы не решилась, даже действительно сдайся и загадывай это желание как единственное на абсолютно все праздники.
Пришла её очередь слушать, и Ирма делала это, только покачивая головой мягко, но ничего не говоря, хотя на какой-то миг захотелось с детской почти горячностью приняться доказывать, что Уизли просто ущемляет сам себя, принижает свои деяния, совершенно несправедливо, и вообще, он... он дурак. И она тоже дура, влюбленная в этого дурака по уши. Такое иногда случается. Какого-то чёрта случилось с ней, прагматичной и яростной. Нашла коса на камень, и теперь иногда Олридж кажется, что она готова сойти с ума. Хорошо хоть, хватка на собственном горле крепка - на кону множество жизней, некогда расслабляться.
Этот день должен был стать её передышкой. Маааленькой поблажечкой. А в итоге - кажется, он разрушил приличный ход вещей. Камень, брошенный в зеркало, отражающее уставшую, но всё ещё уверенную в своё деле женщину. Во все стороны брызжут осколки, все тропинки резко сглаживаются, обращаясь кустами ежевики, цепляющими рукава - так она уже один раз заблудилась прямо в этом лесу, не узнав его днём. Так, как теперь предстоит блуждать в своих чувствах и попытках понять. Вот зачем Джордж поцеловал её? Может, он тот ещё мачо, - хотя зная его уже достаточно приличное количество лет, тут Ирма бы мягко поспорила, - но в любом случае, достаточно воспитанный и благородный, чтобы не бросаться целовать каждую более-менее симпатичную женщину. Так в чём же дело? Что руководило им в момент, когда... Может быть, у него всё не так уж и хорошо с женой, как минимум в плане постели? И на мгновение хочется, чтобы правильным оказался какой-то из этих кощунственных вариантов, омерзительных, но имеющих силы успокоить её, щадящих. Легче разочароваться сейчас, чтоб с глаз долой, из сердца вон, и легким шагом отправиться дальше. Но когда Джо её отпускает, Эмили пытается заглянуть ему в глаза, беря всю решительность на себя, и понимает, что каждый из этих вариантов был бы неправильным, одинаково преступным для них обоих. Джордж не из тех мужей, что изменяют женам. Она не из тех женщин, что уводят чужих мужей из семьи. Всё очень просто. Вот только ей чудится, что если Уизли сейчас на неё всё же взглянет - она увидит в его глазах отражение собственных чувств. Осколки, отражающие бесконечное небо над их головами.
На момент поцелуя Ирма ощущает... ничего. Пустоту, в которой слышится хрустальный звон - но только потому, что удивление слишком сильное, и выбивает все пробки, подскакивая в один миг до небес. И только позже, наедине с собой, держась за голову одной рукой, а другой обнимая бутылку вина - более дешевую, красного, - она оживит в памяти и только теперь прочувствует этот поцелуй. Пьянящее ощущение чужих губ на её собственных. Близость Джорджа, от которой она бы расплавилась, задержись он так хоть на пару секундочек больше. К чести для них обоих, он отстраняется вовремя - иначе, размягшая от алкоголя и удивления, она бы уже не смогла его отпустить. О, она ведь так влюблена в него. Что она должна чувствовать после этого поцелуя?.. Она ощущает горечь. Потому что ей непозволительно мало. Потому что вряд ли у этого поцелуя когда-нибудь случится продолжение. Потому что хрупкое равновесие в их общении нарушено. Что будет дальше? Легче, наверное, будет делать вид, что ничего не было. Но это потом, а сейчас ей невыносима сама подобная мысль, потому что как это не было - если она еще чувствует привкус его губ. Что-то больше вина из бутылки, из которой пили они оба. Ох, нет,  прямо сейчас ему не доказать ей обратное. "Господи, только не извиняйся, иначе я придушу тебя" - мысль, возникшая поверх шока, потому что она читает по чужому лицу, что Джорджу...стыдно? Но нет, этого мало. Он - не кот, нассавший ей в туфли. Туфли можно купить и новые, а сердце? В него не нассали и даже не плюнули, его... окрылили и оторвали эти крылья за пару секунд, вот что. Кажется, это ещё хуже.
Но ей даже удается выдавить из себя улыбку. Почти искреннюю, пусть и печальную. Заторопиться, вставая, и поймав чужой взгляд наконец, заулыбаться шире, нервно, - предвестник истерики, которую она себе позволит дома, - и все еще грустно. С чуть подрагивающими уголками губ, потому что она почти обижена на него. Зачем? Джордж снял вину с её плеч, но опустил на них чужую тяжесть. Ирма успевает скинуть с плеч чужую мантию, и произнести мягко:
- До встречи, Джо. И спасибо за...вечер, да. - А затем она исчезает, трансгрессировав, сбегая будто бы с места преступления, навстречу котам, скулежу и саможалости.