Многие ошибочно считают, что студенты хаффлпаффа - стая безобидных барсуков, которые соблюдают красноречивый нейтралитет между распрями, предпочитая проводить время за коллективными объятиями и клептоманией десертов со школьной кухни. Можно по какой-то неясной причине решить, что хаффлпаффовцы вечно в своей атмосфере медовых оттенков и черных полос. В энной степени все это было так. Барсуки любили любовь. В их гостиной было сложно спрятаться, если ты решил приуныть, уйти в себя или придаться печали. Участливые студенты не позволят грустить и множить негативные эманации, совсем не соответствующие их общей коллективной ауре. Они завернут в кокон пледа, впихнут в руки кружку какао с маршмеллоу и погладят по голову, фырча на ушко.
Анн-Мари была с точно таким же фундаментом личности, а дополнительные ярусы постройки добавляли пикантности, впрочем, не всем приходились по вкусу. В ней умудрялись уживаться изысканная леди и та самая особа на перевес с битой загонщика, а еще наглый в своем высокомерии редактор Гарпий, и, конечно, бесстрашный - с налетом умеренной жестокости - участник Армии Дамблдора. И вот все эти ипостаси - отнюдь не маски - сумел настроить на коварную подлость один гриффиндорский шестикурсник.
Они с Андерсон в общем-то были друзьями, которых связал общий принцип идеологии о равенстве крови в обществе волшебников, а разделял, порой, значок старосты. Ну что за принципиальное нежелание брать взятку виноватой улыбки? Обидно было попадаться львенку, осознавая, что какая-то мелочь по всем правам власти может с нахальным выражением морды отправить в гостинную факультета. Так произошло недавно, а чтобы не оставаться в долгу и не множить обиду внутри себя, которая потом ненароком может с размаху послать бладжер в игре прямо в солнечное сплетение одному львенку, Андерсон решила записать грифа в "Drama Queen", чтобы немного разбавить пресные будни мальчика. Сама Эн грешила вступлением в Snow Cats, где хватало развлечений, но от новых ощущений она не привыкла отказываться, особенно, если они несли позитивные волны.
Пергамент не заставил себя ждать, а потому Андерсон отправила зачарованное письмо, которое сложилось маленьким стрижом и с завидной прытью должно был миновать препятствия, прилетая к Эдриану. Будучи когда-то репортером, а сейчас редактором скандальных Гарпий, Анн-Мари умела подбирать слова, которые бы цепляли за слабости, соблазняя поддаться искушению. Кто, если не отважный парень из львиного факультета сможет помочь даме? Андерсон рассыпалась в письме во всевозможных лестных - но не очень, чтобы не спугнуть - эпитетах, обещая, что если не с ним, то одна точно не справиться и помощь необходима, как рыбе - вода.
Андерсон уселась на подоконник в коридоре, изредка в ожидании покачивая ногой и прокручивая в руках пергамент с заданием, поглаживая края тонкими пальцами. Она полуприкрыла веки, склоняя голову набок в задумчивой улыбке предвкушения. Чем бы он там не планировал заниматься, но ее предложение куда интереснее. И Андерсон не интересовало обратное.

За окном влажно шмыгала простывшая осень, кутаясь в рванное полотно палой листвы бронзовых и медовых оттенков. Пасмурное небо сгущалось, в пучине которого хмурились тяжелые от слез тучи. Золотая тетива солнечных лучей запуталась в сером мареве графитового неба, разливаясь ясными мотивами над дождливым выражением лица.
Андерсон скучающе вздохнула, не сумев подавить уныние в голосе. Анн-Мари не любила осень. Она была грязной и мокрой, словно болото, в трясине которого тонули в апатии студенты Хогвартса. Золотая осень была великолепна. Сияние охры, богатые всполохи терракота и меди... Деревья облачались в металический блеск лишь на короткий срок, а после, словно листья были непосильной ношей, сбрасывали их к своим ногам. Вся осень звенела металлом. Богатые кроны и стальная стена промозглых ливней, где каждая тяжелая капля - серебряная монетка.
Анн-Мари положила ладонь на стекло, которое было разбито на фрагменты цветных витражных стеклышек, создавая мозаику из прозрачных элементов и из жёлтого и зеленого цветов. Указательный палец медленно повёл линию, обрисовывая малахитовую вставочку, сквозь которую мир обратился в змеиные ноты Слизерина. Бедные, бедные змейки. Живут в подземельях, не зная когда пришёл рассвет, а когда время заката.
Андерсон глубоко вздохнула, провожая взглядом стайку совсем ещё юных орлят (курс третий), которые хлопали крыльями темных школьных мантий, а после услышала формальное приветствие, такое же сухое, как пустынные барханы.
Она не сразу повернулась, услышав интонации, которые внушали скуку не меньше, чем монолог профессора-призрака на истории; Анн-Мари закатила глаза, смешно скривившись и в немом шепоте одними губами передразнивая гриффиндорца. Спустя миг она сползла с подоконника, ударив невысокими каблуками лодочек о пол с характерным звуком. Повернувшись, Андерсон подняла лицо к ван Вейку. На её алебастровом лице застыл шлейф спокойствия, а после уголки губ поползли наверх - Анн-Мари радушно улыбнулся, благодарно смотря на студента.
- Это допрос с пристрастием, Симба? Если да - я требую адвоката, - насмешливо улыбнувшись, Андерсон склонила голову, ласково взглянув, а после протянула руку, добродушно похлопав по щеке. - Мы же не в зале суда, откуда столько формальностей?
Она чуть повернулась к окну, легким движением изящной руки откидывая переливающиеся пряди каштановых волос за плечо. Взгляд  искрящейся лазури плавно скользнул в низ, и губы тронула знакомая улыбка, за очаровательным шармом которой крылись язвительные мотивы. Андерсон протянула руку к небольшому свертку пергамента, сжимая на нем тонкие фаланги пальцев. Вновь повернувшись к Эдриану, Анн-Мари прелестно заморгала ресницами, заставляя их трепетать, с неизменной улыбкой протягивая старосте гриффов пергамент с задание.
Она с предвкушением посмотрела на парня, скрывая злорадную стылую ухмылку на губах. Нет ничего лучше, чем смотреть на плоды своих стараний, которые совершенно очевидно сдвинут с мертвой точке штиль человеческого спокойствия. Впрочем, будучи личностью с активной жизненной позицией, вплетающую в себя все грани школьной жизни, даже те, от которых стоило бы отказаться в пользу улучшения оценок, Андерсон хорошо разбиралась в слоях студенческого социума, чтобы уметь оставлять каждого из них неравнодушным. К тому же она любила жизнь и любила себя. Это отражалось на её лице палитрой уверенности. После всего, что ей удалось пережить в детстве, иначе просто не могло быть.

На фразу о дружелюбии, Андерсон промолчала, одарив студента загадочной полуулыбкой, в которой она топила змеиную ухмылку. Она полуприкрыла глаза, наблюдая арктическими льдами пары осколков сквозь ресницы за проходящими мимо студентами, тянущими на своих плечах то ли сумки, то ли тяжелые мысли о незаконченном эссе о плотоядных растениях и недописанном свитке на тему манящих чар... Андерсон же сегодня предпочитала с насмешливым изяществом сказать домашней работе "сайонара", отправляя ту дуться в угол, оставаясь в кромешном одиночестве без изысканного общества Анн-Мари.
В последствии, конечно, придется пожалеть о тотальной прокрастинации сегодняшнего дня. Но сегодня есть сегодня, а завтра будет завтра. Так что лучше оставить проблемы будущих дней как раз тогда, когда они постучат в дверь, чем заморачиваться об этом тогда, когда дело терпит отлагательств. Она уже точно не планировала становиться жертвой пустых серых будней. Но кое-кто, кажется, не разделял ее жизненных позиций. Не будем показывать пальцами. Все и так знают кто этот гений унылых стандартов со значком старосты на груди.
Андерсон широко улыбнулась, наблюдая за тем, как выражение лица ван Вейка меняется. Он взглянул на Анн-Мари. И без того темные карие глаза, казалось, совсем потемнели. Девушка не сдержала вредный смешок, издевательски брошенный на демонстрацию. И всколыхнувшая злоба никак не смогла унять веселья Андерсон, которая вскоре рассмеялась в голос, наблюдая за беспомощным эмоциональным всплеском Эда. Ей хотелось что-то сказать, но она боялась, что задохнется.
На его протесты и напоминание о том, что он явно носит значок не для красоты и не потому, что упал на него грудью, Анн-Мари едва ли обратила внимание. Чем больше он возмущался - тем больше забавлял.
Но когда ван Вейк скомкал пергамент с заданием, Андерсон ощутила, как улыбка стерлась с ее лица. Она сощурилась, глубоко вздохнув, терпеливо наблюдая за тем парень развернулся, шагнув в сторону.
Анн-Мари всплеснула руками, не веря, что Эдриан и правда так поступит. Андерсон дружила с представителями всех факультетов и некоторые орлы, которые якобы должны были быть занудами, совсем не были ими. Андерсон нахмурилась, метнув осуждающий взгляд в спину гриффиндорца. Еще шаг и получит инкарцеро. Но вот он развернулся, видимо, ощутив намерения Анн-Мари, вновь подходя к ней.
Он одарил каким-то нелестным взглядом Андерсон и прошел к окну, в явных раздумьях упираясь лбом о прохладное стекло окна. Анн-Мари повернулась, выразительно изогнув бровь, а после закатил глаза.
- Не утрируй, мы же не гремучую иву рубить идем, - фыркнула Андерсон, подходя ближе и облокачиваясь плечом о стену. - И за бладжер получишь. Давно с метлы не падал, охотничек? - Анн-Мари в незримой угрозе сощурилась, явно определившись с целью в следующей игре.
Девушка поправила волосы, чтобы те не лезли в лицо, отрываясь плечом от стены, оценивающим взглядом окидывая Эдриана, которая уже не казался таким хорошим помощником в этом деле. Анн-Мари любила животных, с завидным успехом находя подход к любому из них. Да, кошки своенравны, но лишь для тех, кто возомнил себя их хозяином. С ними, пожалуй, нужно вести себя уважительно. А с миссис Норрис - тем более.
- Ты, наверное, уже думаешь, как же мы сможем удержать эту кошку? - заулыбалась Андерсон. - Почему римские легионы представляли собой непревзойденный боевой механизм? Потому что бегство с поля боя каралось децимацией. Даю подсказку: страх. Нужно сделать так, чтобы миссис Норрис решила, что в наших руках надежнее всего.