Сквозь шепот накрапывающего дождя, серебряной вуалью светящийся под моргающими лампами, готовыми сдохнуть в любое мгновение, погружая окрестности парка в сосущий мрак, слышались едва различимые шаги. Аврор медленно шел в густой темноте, сливаясь с её естеством, превращаюсь в одну из кровожадных теней ночи, со скрипом обнажающих зубы в широких улыбках.
Темные нити времени вплетались в полночь, подобно тому, как побледневшие от холода пальцы сжимали терновую палочку, в древесных объятиях которых томилась пылкое естество феникса, укрощенное магией волшебника.
Темная мантия в пол едва заметно шевелилась в ногах, словно живая волна черной ряби, когда мужчина с львиной степенностью и той же долей осторожной внимательности, обогнул мертвый фонарный столб, чьей чугунный стан обрисовывал рельеф извилистых линий, напоминающий копошащихся опарышей.
В такую отвратительную ночь не бывает красивых развязок. Она остается грязными пятнами на безупречной чистоте предрассветных сумерек.
Дождь все плевался то ли кровью, то ли грязью. Грязной кровью. Это было грязное место, с грязными существами, черты которых искаженно напоминали человеческие, но под тонкой фольгой оболочки скрывался мешок гнили. Лучше не касаться. Они быстро лопались, с омерзительным чавканьем пузырясь нездоровыми коричнево-зелёными палитрами. Порой они настолько искусно натягивали человеческие лица на морды, что не сразу возможно понять, что под светлой эпидермой искажения уродливых тварей.
Капюшон полностью скрывал лицо в тени, даже в те мгновения, когда Забини выступал из мрака, медленно выплывая под седое золото дрожащего света фонаря.
Пара глаз с удушающим спокойствием дрейфовали по израненным силуэтам скрюченных деревьев.
Фонарь моргнул, вскрывая силуэт.
Дезмонд, повернул голову. Медленно, словно вращают лампочку, чтобы выкрутить её из плафона. Только шарниры шеи не скрипнули, оставаясь немыми.
Аврор провёл паучьими пальцами по силуэту чугунного фонаря, ощутив кончиками пальцев вычурные изгибы выпуклостей. Он опустил голову ниже, наблюдая исподлобья, словно бы давно выслеживая добычу по яркому следу. Следу из ее страха, из ее крови. Он голодно облизывался, предвкушая алое пиршество под овации падальщиков, которым достанутся лохмотья плоти на обнаженных костях.
Забини замер, услышав голос. Пьяные интонации, отравленные градусом, совсем не кстати разорвавшие полотно тишины. Аврор шагнул в тень, растворяясь в ней, чтобы обратиться в невольного свидетеля, не принимая участия.
Дезмонду казалось, что что-то не так. Он не доверял. Не потому что люди были ненадежные и не потому что таковы его принципы. Во-первых, аврор имел дела только с надежными волшебниками, а во-вторых, не имел принципов, а руководствовался приоритетами. Принципы сковывают, создавая границы. С приоритетами проще. Забини не любил усложнять там, где в этом нет смысла. Не было смысла в бесполезных людях и в слепом доверии. Он предпочел сам найти ответы на свои вопросы.
Аврор прикрыл рот и нос ладонью, наблюдая за тем, как дуреет от распыленного средства жертва игр Марвина. Дезмонд узнал зелье страха. Ему было интересно. Он улыбнулся, ощущая подступающее волнение, которое закопошилось графитовыми мокрицами в солнечном сплетении.
Лезвие ножа короткой вспышкой сверкнуло, прежде чем разрезает плоть подобно тому, как раскаленное лезвие плавит сливочное масло. Забини невольно потер горло, проглатывая склизкий ком волнения, проскользнувший сырым куском мяса в нутро. Водоросли из темных глубин щекотали сознание, становилось дурно.
Дух кровь густым облаком завис над трупом.
По словам Дезмонд предположил, что Маверик не первый раз лишает жизни местное дисоциализированное дно. Забини было плевать на то как и кого приносит Роули в жертву науки. Его волновали последствия. Дезмонд всегда взвешивал решения, анализируя за какой выбор он сможет понести ответственность, а за какой - нет. Убийства несут страшные последствия. Но можно смягчить. Нужно лишь знать как это преподнести.
Забини осторожным взглядом проводил Роули, а после шагнул за ним. Аврор терпеливо поджал губы. С ним играли? Не воспринимали всерьез? Может он был не достаточно убедителен? Слишком мягок? Его ошибка.
Где твой авторитет, дружище, если товарищи - идейные союзники - делают, что им вздумается? Где дисциплина, в отсутствии которой ты мысленно упрекаешь порядок отца? Думал стать лучше. Считал, что готов? Очнись. Вот оно. Красноречивое доказательство мягкой снисходительности.
Дезмонд приподнял палочку, сухо сжимая ее в руке. Все они должны знать свое место.
- Брахиам Эмендо, - бесцветным голосом произнес Дезмонд, направляя заклинание в левую ногу Роули. Не приятно потерять кость, но Маверик отрастит новую.
- Роули, - процедил Забини, медленно подходя к целителю, - Марвин, - аврор глубоко вздохнул, проглатывая слова оскорбления. Он джентльмен. Пытался быть обходительным. - Я не люблю секреты. Особенно такие, - Дезмонд остановился около мужчины, опуская льдистый взгляд, сверкнувший холодной сталью, - хочешь теперь и я тебя спасу?.. Скажем, от слабоумия. Или от хреновой привычки молчать. Надеюсь, у тебя есть оправдания. Сделай вкусно.

Тишина заклокотала, испуская утробные децибелы темноты. Она сгущалась, плотными эфемерными нитями обволакивая искусственную фальшь слабого освещения, которое ниспадало, обрисовывая силуэт аврора, отбрасывающий тень на Роули, со спины. Ореол бледного позолота, переливался, когда Забини монотонно покачивал головой, а после ослепил, заискрившись, когда мужчина опустился на корточки, чтобы его взгляд оказался на одном уровне с чужим.
Аврор опустил капюшон, устав и казалось задыхаясь в копошащейся темноте под тканью. Он медленно провёл пальцами по голове, вороша тонкими фалангами волосы и зачесывая их назад, словно смахивая налёт гнусных мыслей, рожденных в ледяном чреве злости.
Дезмонд опустил голову ниже, выдыхая. И под глазами и скулами сгустились тени, обращая точеные черты лица в искусственное каменное изваяние; лишь пара глаз, стекленеющих в неприступной изморози холодила бледными мотивами морозного утра. Аврор предостерегающе сощурился, когда Марвин передразнил его, произнося имя с явным ироничным подтекстом. Роули, кажется, все ещё забывался, не понимая, что не стоит дразнить голодного до крови пса. А Забини всегда чутко ожидал миг, когда чужая неосторожность обнажит перед ним шею жертвы.
Забини слушал. Терпеливо. Он всегда был терпелив и методичен. Но это вовсе не значило, что ему нравится. Он не любил, но умел ждать. И сейчас он ждал с покорным смирением, пытаясь выудить из слов друга хотя бы жалкое подобие трезвого мотива промолчать.
И что он получил в итоге? Невразумительное оправдание. Так считал Дезмонд. Жажда убивать. Знал бы Марвин какаю жестокую жажду сейчас испытывает Забини, он бы на себе прочувствовал насыщение надпочечников адреналином.
Дезмонд нахмурился, когда губы Марвина растянулись в безумной улыбке. Аврор сжал палочку, а после спрятал её в портупею на внешней части бедра, заранее спасая себя от ошибки, а Роули - от круцио.
- Приступы, - в ядовитом презрении, повторил аврор с такими интонациями, словно слышал жалкое оправдание. - Тебе известно, что такое контроль и умеренность?
Дезмонд как раз демонстрировал тандем этих двух благодетелей, проявляя роскошь снисхождения.
- Марвин, ты полезен мне, но лишь пока ты не приносишь проблемы, которые перекрывают заслуги, - откровенно произнёс Дезмонд выразительно взглянув на волшебника. - Твоё незнание не освободило тебя от последствий.
Аврор не мог терпеть неэффективных людей, чьи хрупкие достижения ломаются под титаническим грузом ошибок. И какими бы впечатляющими не были поступки, но деготь проступков с легкостью портит репутацию. Забини скрупулезно следил за своей. Его репутация - его дорогой костюм, в котором он вынужден представляться перед обществом. Достойным и не очень. Забини считал, что каким бы ни был его собеседник, но изменять себе, опускаясь на ступень ниже для лучшего понимания и налаживаниях контакта, не стоит.
Роули теперь казался опаснее, чем раньше. В первую очередь для себя самого. Это чертово проклятье давит морально, уже начиная раковой опухолью проникать в саму его суть и естество. Забини не собирался бросать сломанную пешку, как это сделали бы большинство таких, как он: расчётливых и хладнокровных.
Дезмонд был таким за редким исключением субъективных чувств. Чувства и Забини странно сочетались в себе, обычно заканчиваясь немой злобой и чужой кровью. Но иногда аврор обращался в иную палитру чувств. Марвин был его другом. И как бы Дезмонд не злился, чтобы он с ним не сделал, он все равно хочет помочь, направив и исправив погрешности. Роули зигзагом исказил происходящее, выбиваясь из контекста. Впрочем, Забини не привык опускать руки, он привык взбираться на вершину с регалиями необратимых побед. Он исправит Марвина, ровно как решился взяться за его тлетворное проклятье, расползающееся грядущей смертью по коже. Рука дышала могильным холодом, но Дрейк многообещающий специалист. Как и все, кого Забини возносил до статуса друзей. Слишком цинично с его стороны, но иначе аврор не умел. Это было и не нужно, ведь в том мире, в котором плавал он, непозволительно было распыляться на нежные чувства отягощающих связей. Дезмонд был безупречен. Того же требовал от своих товарищей.
- Ты облажался, - констатируя, подтвердил Дезмонд. Но его присутствие красноречиво говорило о том, что все ещё поправимо. Механизм барахлит, но детали можно вернуть в привычный ритм работы.
Фамильные часы, чей механизм был облачен в корпус иридиевого покрытия, считали секунды под сердцем Дезмонд. Контроль над временем сжался в металическую окружность, приоткрывая перед хозяином завесу мироздания, позволяя обратить свой взгляд на то, что осталось лишь лживым фрагментом в чужом сознании. Настоящее - точка на прямой. Часы-артефакт освещали эту прямую, позволяя смотреть шире.
Одна лишь погрешность: нужен свидетель, который смог бы при помощи движения стрелок передать фрагменты минувшего.
- Для начала дрессировать, - растягивая губы в змеиной улыбке, в которой не было и грамма тёплых чувств, ровно как и иронии, и сарказма, произнёс Забини; он протянул руку, сжимая пальцы на чужой шее, а после потянул ближе к себе. Все чаще аврор замечал, что люди, как животные, понимают язык боли куда лучше слов. И так, как Дезмонд скрупулезно следил за эффективностью своих действий, распоряжаясь временем с драгоценным трепетом, он предпочитал передовые методы убеждений.
- Запомни: все, что ты делаешь на себя беру я. Твои действия не принадлежат тебе. Как и ты сам. Ты согласился стать частью Альянса. Не будь его деструктивной составляющей, -  стылый голос аврора звучал непреклонностью движущегося ледника. Дезмонд грубо сжал пальцы на горле, - иначе от тебя избавятся.

У древних семей магической Британии было несомненное преимущество перед чернью и осквернителями крови. Всем известный факт: традиции, воспитание, знания, приоритеты. Только помня, что было в прошлом, можно нести стяг истории в будущее. Что говорить о полукровках? Они, возможно, не помнили даже своих родственников старше третьего поколения. У древних домов были целые летописи и семейные деревья, которые позволяли помнить и знать, чтит и уважать.
Дезмонд уважал своих предков, почетая их цели, преследуя их же стремления, ведь они не просто так вручили ему - новому поколению - эстафету будущих свершений.
У этой медали была и другая сторона: дети отвечали за поступки своих отцов. Иногда осознанно, а иногда - нет. Кровь слишком много значила в волшебном мире. Так, например, Роули. Отец одного сидит в Азкабане, за то, что разгуливая в маске Пожирателя Смерти, отнял множество жизней грязнокровых и полукровных волшебников. За то, что был жесток, за то что отстаивал идеи предыдущих поколений. И пусть он скорее был бунтарем, не особо утруждающим себя в уважении традициям, он все рано невольно шел путем предков, потому что так диктовала его природа чистой крови и общество, в котором он жил. И второй Роули, получивший в наследство не только звучную фамилию, чистейшую кровь и солидное состояние, но и вместе со всем этим - пережитки старых ошибок. Уже тяжело вспомнить кто именно из Роули совершил ошибку и как ее искупить. Но это страшное проклятье, распространяющееся трупными пятнами от руки, готово к трем декадам лет поглотить Марвина, обращая в пепел жертвенного агнца. Что еще раз доказывает, что дети неотделимы от своих родителей, а всякий лист, отрывающийся от дерева, в итоге падает к его корням, сгнивая и питая.
Забини обещал помочь Магнусу еще в школьные годы. Марвину позже, но это не значило, что он откладывал обещание до тех пор, пока Торфинна не освободят. Там все слишком сложно. Лично этим Дезмонд не может себе позволить заниматься: он не столь ясно просвещен во всех изысках судебных разбирательств, поэтому оставил эту проблему полностью на знающих толк людей Альянса... Магнус теряет терпение, а Марвин сходит с ума. С Роули всегда было тяжело.
Забини разжал пальцы, отпуска горло. С целителем почти бесполезно было говорить. Он и правда медленно, но верно поддавался губительным чарам древнего проклятья. Дезмонд даже не хотел знать какого ему, а тем более - испытывать на себе. Аврор мог лишь с сожалением поджать губы, сочувственно кивнув. Почему эта хрень не могла пропустить поколение? Марвин нужен ему живым и с трезвым рассудком, а время так несправедливо разлагает его на атомы безумия.
Дезмонд взглянул в глаза целителя, а после опустил, поправив одежду, которую успел смять, после импульсивных действий.
- Я просто хочу, чтобы ты не попался, - прискорбно покачав головой, произнес Забини, поморщившись от неприятных мыслей. Он уже нашел и даже стал свидетелем преступления Марвина. Если так продолжится - рано или поздно, но он точно совершит ошибку, очевидную ошибку, кровавая нить которой приведет правосудие блюстителей закона прямо к дверям Роули. Все эти слабости не стоили поцелуя дементора. Забини пытался представить, словно им овладевает неукротимое желание чего-либо, где он просто не может найти в себе силы отказать пристрастиям. Но ассоциация настойчиво умирала в голове, не находя почву. Дезмонд везде был способен укротить себя... впрочем, кажется, кроме одного момента. Он невольно вспоминает школьные годы, где одержимость Кайсаном, толкнула его в такую глубокую пропасть, из которой он еле смог выбраться. Тогда он просто действовал, становясь глухим для тех, кто отрицал его правду. Возможно в какой-то момент с Марвином происходит тоже самое. Словно наркотическая зависимость, где нужна новая доза.
- Я помогу тебе, - тихо произнес Дезмонд, - если ты хочешь, чтобы тебе помогли, - аврор сощурился, внимательно взглянув на Марвина. Что, если он не хочет бороться со своими демонами? Тогда все заранее обречено на фиаско.
Забини поднялся, протягивая руку Марвину, чтобы помочь подняться. Он понимал, что это будет не так просто. Ровно как и понимал, что подобные меры общения были достаточно жестокими. Но Дезмонд не мог иначе. В противном случае, люди не всегда хотят слышать. А Забини привык обращать все внимание слушателя на себя.
- Я знаю, Марвин, - вздохнул Забини, - доверие - непозволительная роскошь. Поэтому я и пошел за тобой сегодня.
В голосе не было упрека, лишь сухая констатация. Дезмонд не мог доверять и не хотел. Единственное, что Марвину он не доверял чуть меньше, чем стальным. И это уже говорило о многом.

Забини скрыл кислую улыбку, которая выдавилась мимолетной ухмылкой на поджатых губах. Сантименты может и играли на струнах души, но сейчас Дезмонд был окружен непробиваемым барьером здорового скептицизма и брезгливого волнения. И вся эта неожиданная откровенность, витавшая в полуночной темноте, путаясь в шумах, никак не была способна сбавить децибелы обнаженного напряжение, которое прокатывало в мышцах, заставляя невольно озираться в поисках чертового подвоха. Забини всегда привык ожидать худшего, чтобы после не бледнеть в ужасе, дрожащими руками собирая крупицы себя. Он всегда был готов к тому, что обстоятельства отчаянно норовят повернуть в ту сторону, где обычно жадно скалится судьба, лязгая рядами острых кинжалов-зубьев.
Шелест уходящего дождя запутался где-то в кривых перстах голых деревьев. В парке господствовала тишина, изредка передавая скипетр и державу басам пары голосов. Марвин все говорил и говорил. Дезмонд не заметил, как улыбнулся его словам, закатив глаза и снисходительно качнув головой. Роули всегда казался серьезным человеком. Но в минуты слабости, в минуты своего откровения, Забини видел в нем эти утопичные ноты мечтательности, на которые, впрочем, падала тень праведного безумия, рожденного под аккорды кровавой жатвы. Тогда Дезмонд вспоминал дни минувшего прошлого, где с жадной неистовостью держал в страхе грязнокровок Хогвартса, упиваясь своим статусом. Он все мог простить себе, капли чужой крови всегда были смыты, а рты зашиты, чтобы ни единой ноты слов не обронили чужие губы. Забини пребывал на грани собственного безумия, которое с каждым разом достигало нового апогея, пугая даже тех, кто никогда не был склонен к состраданию. Смысл в том, что Дезмонд вырос, превратившись в аврора, а Марвин вырос, превратившись в тикающую бомбу, по телу которой ползет смерть прямо к сердцу.
Дезмонд всеми силами пытался помочь другу. А если аврор и правда пытался помочь, пока претерпевая застоявшуюся неудачу, то дело и правда было той еще занозой. Иногда Забини казалось, что он скорее вытащит Торфинна Роули по истошным просьбам, переходящим на злобный рык, Магнуса. Мелкий белобрысый Гусь с поразительным успехом отличался от кузена. Их буквально разделяла пропасть Марианской впадины высокопарных реалий. Один ударился по стопам отца, ныряя в омут нелегальной торговли, а второй орошает кровью каких-то доходяг свое новое пальто.
Единственное, в чем была их схожесть, так это в том, что оба Роули любили приносить проблемы с перманентной постоянностью, беря кредит у терпения Забини. Это, можно сказать, было их семейным хобби.
- Я слышал о твоих подвигах, Марвин, - вздохнул Дезмонд, отпуская с губ птицей едва заметные укоризненные ноты, - но в свете развернувшихся событий, я думаю, есть резон выслушать твою версию.
Он усадил друга на промокшую от дождя скамью в парке, скептически осматривая его растрепанный силуэт, едва склонив голову. Аврор поежился, разведя руками в жестикуляции, изображая то ли досаду, то ли сокрушенное удивление.
- Квентину конец, - повторил он, согласно кивая, - а ты не пробовал думать о ближних до того, как облажаешься? Хочу напомнить, ты обязан не только Квентину, - Дезмонд многозначительно взглянул. Он ощущал, что был достаточно выразителен, чтобы Марвин ощутил груз ответственности даже сквозь призму полумрака. Альянс приютил этот покалеченный сосуд по имени Марвин Роули, который содержит слишком ценный разум. Правда, все чаще Дезмонд полагает, что даже этот ресурс имеет срок годности. Это безумие, как раковая опухоль - бессмертное и губительное.
На последние слова друга Дезмонд невольно сощурился, ощущая, как в груди растекается жидкий холод немой злобы. Сдерживаемой и плотоядной. Аврор склонил голову, и теперь тени хищно пролегли в его глазах и очертили скулы, облачая в мираж ночи. Этого бы Дезмонд никогда не потерпел. Неуважения к себе. Разве он мало сделал, чтобы позволить себе остаться недооцененным? Да, он ошибался. Но никакой из своих промахов аврор не считал губительными. Любая ошибка - опыт, из которого Дезмонд извлекает урок. Он не сразу этому научился, но с годами постиг. Забини родился с неизменной аксиомой, струящейся по венам. Чтобы достичь малого - жертвуй малым. Чтобы достигнуть большего - жертвуй большим. Дезмонд же готов был достичь всего, жертвуя всем.
- Это пока что, - выпрямившись и вновь подняв голову, произнес Дезмонд, возвращая себе холодное равнодушие флегматичного спокойствия. В сознании все еще плескалась эта навязчивая мысль. Все от того, что он еще не успел доказать себе, что полностью состоялся в своих целях. Ему еще столько нужно достигнуть, а вокруг столько невыразимых преград.
Убить бы всех.