Вокруг всегда происходит многое: ежедневная мутная рутина состоит из кусочков пазла, кое-где неприятно пашарпанных, поглядывающих уныло на мир серыми пластинками скучного, усталого картона - за рисунком обыденных дней не замечаем напитавшихся красок, смены рисунка, видя перед собой за частую набор серых камней и пыльной крошки.
Вообще, люди славятся своей невнимательностью, хотя и чаще всего отчаянно отвергают её. Она как крест рисуется на плече забывшего спросить, как дела, не поинтересовавшегося делами троюродной бабули и просто на не прокомментировавшем новый наряд кого-то из модниц; неприятная метка давит, ведь ты априори человек не слишком хороший, раз не заметил, и еще куча-куча эпитетов и ярлыков, которое навешивает общество. И это даже не будет относиться к тем, кто в обвинительном тоне изложит мысль о мнимой черствости: еще одна привычка, которая содержится в натуре homo sapiens, это замечать лишь чужие преступления, совершенно не задумываясь о своих. Это порою выглядит достаточно забавно, ведь случается и такое, что некий мистер N будет долго переживать о том, что он раздавил муравья (хотя на самом деле на его счету тысячу и одна орда мертвых душ несчастных таракашек и букашек, можете поверить на слово), но почему-то совершенно не почувствует угрызений совести по поводу едва не сбитой на пешеходном переходе полуслепой бабульке. В этом кроется парадокс человеческой личности: нам проще обвинить других, вымазав чужую рубашку в черный и искренне веря, что своя собственная чудом окрасится в белый, легче говорить о недостатках окружающих, пытаясь выставить вперед свою неприкосновенную идеальность, и гореть в муках последствий незначительных действ, игнорируя полностью более важные вехи.
Из невинных детей, неспособных на многое, оборачиваемся в промежуточную стадию неприглядных куколок. Подростки народ еще более сложный, чем взрослые: в их голове настоящий хаос, построенный на взъярённо-активном Котопахи, капризные, резкие и переменчивые; кажется, они перестают понимать мир правильно - хотя кто умеет, как ни они, эти "все еще дети" с порою воспаленным абсцессом чувства справедливости? - и мечутся от революции к реформациям и в обратном порядке. Они не понимают никого, в том числе и самих себя, хотя конечно же считают мудреными опытом и приобретенными социальными связями, однако все это настолько нелепый цирк в картонном шатре и густо налепленных ни к мест декорациях - а для них их собственная, защищенная от взрослых вселенная.
Такими были и они - пятикурсники Хогвартса, которые познавали не столько глубину магии, сколько необъятный мир, который в определенное время суток ограничился каменными стенами и множеством переходов из класса в класс, а после открывался на страницах книг, конспектов и тайными вылазками после отбоев. Взаимоотношения пересматривались, менялись и реформировались, девушки сбилась в стайки и болтали о каких-то странных, понятных только им вещах (лезть мужскому населению Хогвартса в них явно не стоило), а парни просто стремились заработать побольше синяков - разве не это повышает уровень их крутости? шрамы мужчинам к лицу - вот всем известный факт!
В общем-то, такое происходило каждый год: преподаватели наблюдали такие перемены от осени к осени, множество пересчитав зим, в потому это все вызывало у них только снисходительную улыбку. Сложно помнить собственный путь становления взрослым, и более того в некотором роде стыдно: ох уж этот пресловутый максимализм! Излюбленная болезнь молодых людей, спасу от которой нет.
В общем-то, именно ею были больны эти двое. И не только они.
Перо старательно кусало пергамент. Разборчивый почерк ложился на бумагу ладно, но и мальчишка очень старался не упустить мысль - его лицо выдавало выражение сосредоточенности, и он смешно морщил нос, совершенно не зная, что вся его серьезность, с которой он до этого вошел в обеденный зал, мигом испарилась в чужих глазах. Сидящая рядом Никандра не могла не подметить это, однако же молчала - возможно не желала сбивать его с мысли, а может просто решила придержать это на потом. Сложно сказать, девушки они вообще существа загадочные и непонятные.
Они были действительно близки - тыквенный сок, настолько Пташкой ненавидимый, воссоединил их с помощью мокрой униформы и путанных извинений в самый первый день их прибывания в школе. Стоун был тогда нелепым птенцом, который никогда не подозревал о наличии магии в реальном мире - для него это была волшебная пыль на творениях различных авторов, которые описывали волшебников как длиннобородых старцев в длинных мантиях и с посохами в узловатых руках, рассказывали о бродящих деревьях и пении русалок; то, что было нормальным для многих, кто приехал для обучения в школе волшебства и магии Хогвартс было чем-то сродни фантастики для Кайсана, который теперь смог прикоснуться к магии. Но привыкший к жизни в маггловском мире мальчишка нуждался в проводнике, который мог бы показать ему новый, распростершийся перед ним мир. Именно им и стала Никки, девочка с золотистыми волосами, которая появилась вихрем в его жизни, словно торнадо смела мерзкий напиток - долго извинялась, хотя вроде и выглядела не сильно и виноватой при этом. Первый робкие улыбки, быстрое прощение - и вот они уже взахлеб щебечут, не придавая ни статусу их семей, ни чистоте крови, ничему тому, что рвало общество на неравные части.
Хилтон обычно была далека от предрассудков и в целом отличались от многих, кого знал Кайсан. В ней постоянно циркулировал безбашенный коктейль смелости, упрямства, хитрости и ума - но все это было видно, скорее всего, лишь ему одному, и все это стоило бы воспринимать как сокровище. Однако правду признать сложно, нередко даже горько: в золотой лихорадке пропускаем самое ценное, упускаем его, даем уйти из-под носа. Что тут сказать? Взросление требует ошибок, зачастую неоправданно жестоких.
Спустя какой-то время между этими двумя выросла еще одна фигура. Она будто бы провела линию, черту, но что бы кто ни говорил, Пташка был уверен - тот, кто теперь оказался еще одним игроком, получил важную роль в его жизни, иначе зачем так случилось, что Дезмонд Забини переступил вековые принципы и протянул руку для рукопожатия с грязнокровкой?
Конечно, Никандре это не понравилось. Сойтись во мнениях по данному вопросу катастрофически не получалось, и у орленка даже появились некоторые сомнения на счет всей ситуации и куча невоспроизведенных вопросов, которые язык чесался наконец задать.
Вот и сейчас слизеринец вошел в зал, не скрывая собственного превосходства: для него это было столь же естественно, как вставать по утрам, зачесывать волосы или улыбаться дежурно-холодной улыбочкой. Сначала эта гримаса могла бесить, но Пташка к ней привык: за ней он уже немного научился различать немного другого Забини, заметил иные краски.
Отвлекшись на Дезмонда, он перестал писать и на пару секунд выпал из хода собственных мыслей, а потому не сразу услышал шипение подруги, которая недовольно ухитрилась пнуть его под столом прямо в чувствительную голень. Боль немного отрезвила, сразу же переключая мальчишку от созерцания достопримечательности змеиного факультета, и зашипел:
- Ай... Да что? - место удара неприятно саднило, и теперь его отчаянно хотелось потереть, чтобы избавиться от подкрадывающегося чувство онемения. - Да я слышу, слышу, Ник. Не стоило пинаться. Я не глухой.
В ответ же на возмущение девушка задала вопрос, в котором звучало ехидство. Кайсан насупился, посмотрев на Хилтон с укором, и ответил:
- О каких граблях речь? Из меня плохой садовод, я с деревьев только падаю, а посадки на земле у меня вообще не выживают. Чего ты возмущаешься? - он поставил точку в конце предложения и чуть закусил перо, будто над чем-то раздумывая. - Всякий раз, когда ты так говоришь, мне в голову закрадываются некоторые подозрения...